– Это как Малыш ее раскручивал на прогулку. Пудель был – просто огонь!

– Да, чудесно! – засмеялся Михаил. – Слушай, я так за тебя рад! И племяшку мне сделали! Мама вообще через слово: как Таточка улыбнулась да как Таточка покакала… Даже не ожидал от нее. Антошку-то она распробовала, уже когда он человеком стал.

– Ну так материнский инстинкт наконец проснулся! Нас-то она боялась сильно облизывать, все-таки была и за отца тоже. А Настя-то как рада, что есть на кого технично спихнуть этот орущий подгузник, когда нужно! У нее сейчас непростой период: хочет усидеть на двух стульях и параллельно с этим выносила, родила и выкармливает нового человека. Знаешь, так хорошо, что она мне иногда плачется! Типа, мой бедный мозг и все такое. Значит, доверяет! Это многого стоит.

– Это да. А она что, до сих пор держится за свою работу? Я думал, после декрета уже туда не вернется.

– Да как-то так оказалось, что она там незаменима, блин. Ее эта ситуация бесит, но отказать им пока не готова. Все для них какие-то проекты делает. Ладно, само утрясется. Чего и тебе желаю. Слушай, я спать. И ты ложись давай, раз в город завтра собрался. Ну и какой тебе коньяк перед поездкой, а? Эх, все-таки не хватает Полинки. Вера с тобой деликатничает слишком.

– Да я так, к слову пришлось… Ладно, я спать. Что-то ветер снова. Надеюсь, не заметет сдуру. Спокойной ночи!

Художник Алексей Степанович долго не мог уснуть. Было 24 декабря, годовщина гибели сестры, и он до ночи разглядывал альбом с их общим детством, наблюдая, как оно перестает быть общим. Потом достал из ящика съемный диск, куда кидал все фотографии. Когда же он с ними разберется? Ведь давно планировал разложить все по папкам, кое-что напечатать в ателье. Все ждал, когда утихнет боль. А сегодня решил проверить. Ну что, допроверялся до жжения в сердце так, что не вздохнуть. Понял, что не уснет, сел в кровати, включил лампу и, жмурясь от ее света, подтянул к себе планшет. Ему очень захотелось перечитать письма Насти о его сестре, с которой они учились в параллельных классах. В то лето, когда художник купил у председателя Миши участок, он так и не собрался поговорить с ней об Оле. Сначала было неловко, а потом, когда они познакомились поближе, он все тянул с расспросами, пока не вернулся в Москву. «Защитная функция организма. Боялся, что будет все еще слишком больно», – подумал Алексей Степанович. Только той осенью он решился написать ей в Телеграм просьбу рассказать о сестре.

2.09.2021. «Дорогой Алеша, добрый вечер! Конечно, я с радостью напишу все, что вспомню, и поищу фотографии. Оля ведь была моей подругой. Нет ничего странного, что ты ту меня не помнишь. Мы встречались несколько раз, когда я заходила к вам, но мы ведь всегда тусили на кухне, поближе к чаю, а ты шел к себе и закрывал дверь. Да и подружек у твоей сестры было еще как минимум две. А я тебя сразу вспомнила, как только услышала твою фамилию и твой голос. Он у тебя совсем не изменился, такой же спокойный, чуть хрипловатый, приятной окраски. Голос человека, внушающего доверие, – тебе можно было бы сделать прекрасную карьеру телефонного мошенника © Вспомнила, и сразу накрыли картинки из прошлого. Местами грустные, местами радостные, но в целом какие-то – щемяще-тревожные, что ли. Я не скучаю по тому времени вот ничуть. Только по папе, он был замечательный! Очень его не хватает, представляешь? Не знала, что так бывает. То есть знала в теории. А потом убедилась, что выражение „оставил в душе дыру в форме человека“ – не только фигура речи. Даже дважды убедилась. Когда я уходила от Игоря, такая же фигня была. Только в случае с папой хеппи-энда не будет. Даже хорошо, что наша дружба с Олей прекратилась, пока она была жива, а то тоже бы оставила это самое. Нет, ну какое же верное выражение, а?