Пока царица любовалась подвластным ей городом, Хармиона и две отставшие рабыни тоже успели подняться наверх.

Внутри целых четыреста прекрасно отполированных колонн, проходя между которыми, любой слегка терял чувство пространства и времени. Навстречу царице вышел один из жрецов, чтото тихо спросил, Клеопатра кивнула и сделала знак Хармионе с рабынями остаться снаружи, проследовав за жрецом в одиночку.

Глядя ей вслед, верная Хармиона задумалась. Она была рядом с Клеопатрой с ее раннего детства, пожертвовала своей жизнью ради спокойствия и благополучия будущей царицы (хотя кто тогда думал, что она таковой станет?). Когда умерла мать, девочка осталась совсем крошкой, оказавшись рядом с Хармионой, четырехлетняя Клеопатра просто вложила свою ладошку в ее руку, подняла голову и, блестя синими глазенками, доверчиво спросила:

– Ты не бросишь меня?

Хармионе было самое время выходить замуж, на нее многие заглядывались, но девушка приняла решение мгновенно, кивнув, она пообещала:

– Не брошу.

– Никогданикогда?

– Никогда.

С тех пор прошло много лет, но для царицы вернее Хармионы нет никого, она заменила девочке мать, рисковала вместе с ней, радовалась и печалилась, жила жизнью своей любимицы. Только однажды Хармиона оказалась вдали от Клеопатры – когда та с отцом уплыла в Рим. Сколько слез пролила верная наперсница, сколько переволновалась и как была рада снова увидеть свою любимицу! Именно поэтому женщина считала себя вправе ворчать на царицу, правда, так, чтобы никто не слышал. Клеопатра платила ей тем же, как бы ни переругивались они между собой, никогда царица не отдала бы свою Хармиону никому, никогда не бросила.

Только вот снаружи оставила. Но есть вещи, которые, кроме самой Клеопатры и жрецов, никто знать не должен. Хармиона не сомневалась, что все, что можно, Клеопатра позже расскажет, а если уж нельзя, то и спрашивать не стоит, боги не прощают ненужной болтовни.

Перед самым святилищем жрец кудато исчез, словно растворился в полумраке храма. Это особенность египетских храмов: чем глубже проходишь, тем темнее становится, вплоть до настоящего полумрака. Служение богам не терпит суеты.

Клеопатра остановилась перед огромной фигурой Сераписа. Величественный бог со спускающимися на лоб кудрявыми волосами и пышной бородой сидел на троне, держа левой рукой скипетр, а правую положив на голову злобного стража подземного мира пса Кербера. На голове у бога модий – мера для зерна, символ плодородия.

Обычно у Сераписа толклось немало народа, о чем только не просили бога александрийцы, и не только они! Считалось, что, проведя ночь в храме, человек излечивался от тяжелых болезней, избавлялся от грехов, обретал покой и умиротворение. Большая бронзовая чаша перед статуей всегда полна папирусов с самыми разными просьбами, от отчаянных до просто глупых. И каждый верил, что просьба будет выполнена, если уж он обратился к самому Серапису.

Клеопатра тоже поднесла свои дары и постояла, шепотом беседуя с богом. Не видя никого рядом, она прошла в соседнее святилище Исиды. Эта Исида больше похожа на ту, что стояла в покоях самой Клеопатры, она одета в греческий хитон, завязанный сложным «узлом Исиды» на груди (Клеопатра так и не научилась его вязать, хорошо, что есть Хармиона, у нее получается быстро и красиво), и плащ, перекинутый через левое плечо. На голове у богини три страусовых пера и урей с коброй. В левой руке маленькое ведерко для священной нильской воды. И изваяние ее сына Гарпократа не похоже на того малыша на коленях у матери, которого изображают египетские статуи, здесь мальчик прижимает палец к губам, призывая к молчанию.