Ей было лестно, что он наталкивает ее на темы, которые были ей недоступны раньше, рассказывает о своих делах в университете, в котором преподает, о тех интригах, что сплетают вокруг него на кафедре. А она в ответ подробно расписывала, к каким чудовищным ухищрениям прибегает хозяин рынка, где она торгует, чтобы соблазнить ее. Одессит злился – похоже, он был всерьез увлечен.

Темы, которые предлагал одессит, часто ставили ее в тупик. Читала ли она Хармса, – спрашивал он. Она и не слышала о таком. Долго думала, что ей ответить – дурочкой быть она не могла, это было совсем не в ее характере. Желая смутить одессита, пренебрежительно ответила, что таких глупостей не читает и читать не собирается.

Она считала его интересным и боялась упустить, опасалась, что для своих интеллектуальных виртуальных бесед он найдет другую собеседницу. А другой женщине она не собиралась отдавать никого. Одессит – это ее собственность, и упустив его, она, пожалуй, испытала бы страшное чувство потери и неудовлетворенности.

Это смутно волнующее чувство, конечно, посещало ее и раньше. Это о нем, об этом состоянии Сонька, не смущаясь, говорила: «И хочется, и колется…»

Смятение, волнение, взросление

Говорила она, конечно, о совершенно конкретной ситуации. И ситуацию Татьяна помнила прекрасно. Рано повзрослевшую Таню еще в восьмом классе отметил вниманием пионервожатый в лагере, куда она была отправлена матерью по путевке. Был он, как и полагается вожатому, старше пионеров. Возможно, разница в возрасте показалась бы сейчас ей совсем смешной. Но тогда эта разница в десять лет казалась ей огромной. И то, что взрослый парень, студент последнего курса, отслуживший до института в армии, выделил из всех красоток лагерной смены именно ее, интриговало, волновало, будоражило.

Эти его призывы никак не походили на все те отношения, которые были у нее до сих пор, ни на детские еще посиделки под краснеющим боярышником, ни на взгляды одноклассников. Она совершенно не знала, как себя вести с ним, таким взрослым, ожидающим от нее чего-то такого, для чего она еще не доросла. Она не пыталась избегать его, да в маленьком лагере, где все всегда было на виду, это было бы невозможно.

Да и сама она была человеком прямым. Ответить ему прямым отказом казалось ей ужасным, а приблизить к себе было опасно, так ей думалось тогда. Воспитанная матерью строго, она впервые оказалась в столь двусмысленном положении. Но на ее счастье лагерная смена закончилась быстро, дав освобождение от двойственности и внутренних метаний между чем-то чрезвычайно интересным и абсолютно недопустимым.

Глупости? Ни-ни!

Таня понимала, что пустить все на самотек, значило потерпеть принципиальную неудачу. И ждать у моря погоды она совсем не собиралась – о целеустремленности ее знали все. «Пора что-то делать», – для этой мысли, становившейся для нее все более очевидной, она зрела не больше двух недель.

Для начала она усовершенствовала свою анкету – специально для тех, кто не умел, как ей казалось, читать…


Простая, общительная, компанейская, не люблю ложь и лицемерие.

Убедительно прошу мужчин, младше 40 лет, меня не беспокоить! ОТВЕЧУ ТОЛЬКО ТЕМ, У КОГО ЗАПОЛНЕННАЯ АНКЕТА С ФОТОГРАФИЕЙ! ТОЛЬКО СЕРЬЕЗНЫЕ ОТНОШЕНИЯ! СЕКС НА 1—2 РАЗА МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ!


Вот так было лучше! Теперь не понять серьезность ее намерений не смог бы только абсолютный идиот. Слова о лжи и лицемерии она добавила позднее. Но это был особый поворот в ее виртуальной истории.

Конечно, она не задавалась целью сделать свою страничку подобием идеально расставленных сетей, но четко, со свойственной ей логикой обдумала каждое слово. И опыт двухнедельного присутствия на сайте она сумела использовать со смыслом. Да, не афишируя задачи, она должна и будет стремиться к ее выполнению.