– Клелия, я всё же выпью молоко из твоего блюдечка, но только при одном условии, – ты сделаешь то, что я попрошу.

– Как, ты умеешь разговаривать?

– В мире снов змеи иногда разговаривают, только миры снов бывают разные. Есть сны – пустые призраки, а есть пограничные сны – послания истинной мудрости. Я избрала тебя для ответственной миссии, потому что вижу твою светлую и доверчивую душу.

– Какая миссия, дорогая змея?

– Узнаешь, но вначале будут испытания, однако ничего не бойся, слушай меня внимательно…

Я пробудилась от страха, не дослушав змею, и затем долго размышляла по поводу странного сна. Сердце как-то по-особенному билось в груди, когда я вспоминала змею и её слова.

Однако день тянулся за днём, но ничего такого особенного не происходило, и я решила, что сон – плод моей воспалённой фантазии. Видимо, я слишком переживаю из-за не состоявшейся инициации, и схожу с ума от голодного пайка, на который села по милости верховного жреца. Такие были у меня мысли, и я честно пишу об этом.

Помимо всего прочего, Великий понтифик вёл со мной долгие задушевные беседы. В конце концов, я призналась ему, что тяга к Аппию была всего лишь наваждением, а на самом деле я люблю совсем другого мужчину.

Он – юноша, его зовут Марк Гораций. Он недавно влился в ряды всадников, но скоро отличился в стычке с капенцами, союзниками вейентов.

[…] лошадь под ним пала, но он продолжил бой пешим. Марк так мастерски сбивал врагов наземь подсечкой, что сразу же получил прозвище Тремор – Трепет.

Ему дали кратковременный отпуск. Он, приехав в гости, хвалился передо мной мощным трофейным луком и трофейными стрелами с красно-белым оперением, на древке которых была старательно вырезана надпись «Так желает Лефам».

Марк давно меня не видел и, как видно, был очень рад побыть со мной лишнюю четверть часа. Он что-то увлечённо рассказывал, но я плохо слушала его. Какие-то обрывки фраз долетали до моих ушей.

Кажется, он говорил, что решил испробовать лук на охоте, но вместо уток встретил в Дубовой роще каких-то странных типов, одетых так, словно они были мясниками с Бычьего рынка, однако в руках у них были внушительные дубины, а поверх засаленных туник они натянули новенькие кожаные тужурки римских сапёров. Странные типы, кажется, хотели ограбить его, но он как-то сумел отбиться от них, и они не смогли отобрать у него трофейный лук и стрелы.

Я плохо слушала, потому что меня тяготила вина перед Марком. Если бы я не целовалась так безрассудно с Аппием, то, конечно, прошла бы инициацию, всё было бы хорошо, а сейчас я никого не желала видеть и слышать. Я ругала себя за такое поведение, но ничего не могла с собой поделать.

Марк говорил какие-то глупости, просил показать призовой футляр с подарочными охотничьими ножами и трофейным этрусским кинжалом, которые мой отец получил как победитель на играх в Альба Лонге, посвящённых памяти нашего замечательного потомка – царя Энея.

Марк никак не мог понять, что мне сейчас не до ножей и не до футляра! Я вообще плохо соображала, и меня решительно всё бесило.

Наконец, Марк, кажется, почувствовал моё настроение. Он резко встал и, не сказав ни слова, удалился, а я горько разрыдалась.

Почему я такая дура? Красота только портит меня!

В сердцах я вскочила с лавки, на которой мы только что сидели вместе, а теперь я сидела на ней одна, схватила метлу и стала рьяно подметать обеденную комнату. Я хотела как-то успокоиться!

Внезапно раздалось глухое шуршание. Метла выхватила из-под лавки какой-то увесистый предмет. Я нагнулась и подняла его с каменного пола.

В руках у меня была вогнутая бронзовая пластинка. Таких пластинок в нашем доме, кажется, никогда не было.