– Боги покарали тех, кто сражался против свободы эллинов!

Командир наемников Бион, аркадянин, плюнул на землю и возразил:

– Боги покарали тех, кто сражался под началом Митрадата! Этот мальчишка бежал первым!

На следующее утро поставили трофей, развесили на деревьях оружие, похоронили павших. Хрисон в присутствии других командиров спросил Клеарха:

– Что за документы ты нашел в палатке перса?

Клеарх развернул папирус и, вглядываясь в арамейские буквы, стал переводить набросок Митрадатова письма отцу, писанного, как, осклабясь, сказал Клеарх, накануне сражения, в шестнадцатый день месяца багаядиша, что Митрадату очень льстило, ибо день был посвящен Митре: «Отец, я изучил повадки наемников и нашел, что каждому гоплиту правая сторона тела кажется йенее защищенной, так как он держит щит слева. Поэтому каждый старается напасть на противника справа и правое крыло выдвинуто вперед, а левое уходит назад. И почти всегда выходит, что оба правых крыла побеждают, а оба левых терпят поражение. После этого правые крылья как бы поворачиваются и сходятся между собой, и это решает битву. Завтра же все будет по-другому: я так усилил левое крыло, что оно-то и разобьет врага…»

Все командиры расхохотались, потому что назавтра был не семнадцатый день месяца багаядиша, посвященный Сраоше, а четвертый – месяца боэдромиона; Хрисон смеялся вместе со всеми, однако помнил, что письмо, поразившее племянника в палатке Митрадата, было написано на коже, а не на папирусе.

Вечером в захваченном шатре устроили пир, и в числе приглашенных были ближайшие друзья Клеарха, из граждан-среднего слоя, любящие имущество и отечество, равнодушные к демагогам и философам. Было еще несколько пленных греческих командиров, в том числе и Бион, совершенный аркадянин, грубый и честный. Бион уже успел как-то привязаться к Клеарху, потому что Метон, отстаивая интересы черни, грозился продать пленников. Кроме командиров на пиру был давний друг Клеарха, афинянин Стилокл, и брат его, Тимагор. Оба явились к войску совсем недавно.

Клеарх пил больше других и смеялся над Метоном, который надеется через раздел имущества, которое ему не принадлежит, добиться власти, которой он не достоин.

– Нет, – говорил Клеарх собравшимся благонамеренным гражданам, никакой разницы между управлением хозяйством и управлением полисом. Таков уж закон положен городу: тот, кто хочет быть могучим, должен меньше тратить и больше приобретать.

Только справедливо нажитое идет впрок, а желание поживиться добром граждан никогда не ведет к гражданскому миру. Справедливое же приобретение бывает тогда, когда греки, оставив внутренние распри, нападают на врагов и захватывают их добро, ибо добытое в честном бою по праву принадлежит победителю.

– Клянусь Зевсом, – воскликнул спартанец Бион, – вот великий человек, способный разорить всю Фригию, а то и Лидию! А этот мерзавец Метон хочет продать нас, словно мы варвары! А правда ли, юноша, что тебе известен не только язык персов, но и тайны магов?

Клеарх, улыбаясь, отвечал, что поддержка людей основательных могущественней варварских таинств, но улыбка его была как-то нехороша, и сердце Стилокла, впервые видевшего друга после долгой разлуки, облилось кровью: не таких, признаться, речей о справедливом стяжании ждал он от Клеарха.

А брат его, Тимагор, нахмурился и сказал:

– Не так, Клеарх, говорили мы в Академии о государстве, устроенном наилучшим образом. Там полагали мы, помнится, что в подобном государстве должно быть устранено соревнование о большем и меньшем, и тогда равенство имущества и простой образ жизни, одинаковый для всех, воспитают в гражданах чувство самоотречения и обеспечат внутренний мир. Очевидно, при общности имуществ исчезнет и вражда между гражданами, возникающая вследствие развращающего изобилия у одних и нехватки в необходимом у других. Исчезнут сами собой зависть и недоброжелательство, ссоры, сплетни, козни, пропадут воры и сутяжники – кто же станет воровать или судиться из-за общего? Что ж ты молчишь?