Лёгкое оживление среди кураторов проекта вызвали лишь некоторые поползновения подопытного доцента сдаться с уже изготовленным сценарием дальнейших мероприятий. Но не переходить границу миров шальным дуриком он всё же намеревался. Нет-нет! Он хотел именно честно сдаться инопланетному ворогу. Под барабанный бой, развевающихся знамёнах и трофеях. В полном соответствии с земной конвенцией о военнопленных. Для порядка зафиксировав исходники в отчётной тетради-блокнотике, он принялся стучать сыщика чёрным ферзём по голове и вразумлять насчёт истинного смысла происходящих событий. Проницательная сыщичья голова синела, меркла, но не сдавалась. Фредди рыдал, добирая балласт в главную цистерну и понимая, что даже нормально сдаться всё равно не получится, что в плен по-прежнему не берут, что таких цен и вправду нигде и давно нет. Растеряв последние надежды спастись, он обречённо уходил на дно, теряя самый главный отсек, свой капитанский мостик, рубку с уже парализованным главнокомандованием. Рыдал поэтому с непритворно тошнотворным бульканьем. На удивление для данного момента членораздельным, хотя и как всегда маловразумительным.

– Нас купили. Понимаешь?! За рупь – пучок. И выдоили. Ещё заставили зверски мучиться при этом. Я купился, потому что захотел спастись, но не один. А именно в пучке, в кластере. Среди людей. Дурак. Нашёл где!!! Запомни, сыщик, и передай своим детям, которых у тебя нет и никогда не будет. Это самый безотказный капкан – заставить кого-нибудь во что-нибудь поверить, чтобы он начал надеяться. Никогда ничему не верь, ни на что не надейся и никогда ни в чём не кайся. Только на этом нас эти руководящие антропоморфные организмы и ловят. На вере, надежде и покаянии!.. Я не слишком умно для тебя сказал?!

– Совсем ты сдал без нашего мальчика, бедолага!.. Как всё-таки тяжело живётся педофилам!

– Ты думаешь, он реально сдох?! Да как бы не так! Он, сволочь, специально бросил нас здесь на съедение, а сам сбежал, сдался этим суверенным медведям наверху, тварь продажная, летучая. И уже не появится. Он или она, или кто там на самом деле – уже понял, что я никогда не перестану оглядываться, не крадётся ли он за мной по следу, как сумасшедший с бритвою в руке.

– А что, для финала тоже неплохая галиматья! Ставлю «пять»! – Согласился сыщик, далеко отстав от приятеля по части расплёвывания с реальным миром и возвращения билета творцу, вконец одуревшему от своих творений. – Валяй дальше! Хотя мы так и не договаривались!

Фредди с этого момента почти ничего не слышал. Взлаивая, он бежал по лунным распадкам своего отпараллелельного мира, своей запрятанной и воспалённой фантазии, своего укромного полуподвала, своих уже затягивающихся закоулков, вновь навравших окон Овертона. Волочил за собою свой безмерно обрюзгший, обвисший тяжеленный балласт. И уже совсем не хотел быть ни Чикатилой, ни Чебуратором, ни даже Кластером всех времён и народов. Он, заложив пальцы в рот, свистел, пронзительно и отчаянно, гоня перед собой уже запаленную свою же собственную тень. Она бедная уже и не знала, куда от него спрятаться.

Тогда сыщик Осклизкин решил хоть немного его утешить, хотя и понимал, что конечно напрасно:

– Эй, доцент! Слышишь меня?! Приём-приём! Ты был неправ! Никогда не сдавайся! Даже если они тебя уже проглотили!.. Рви их, гадов, изнутри! Жизнь даётся нам с одним только условием – храбро защищать её до самого конца! Даже здесь!!! В предельно скотском образе! Потому что жизнь – это всё, что у нас есть! Больше ничего нет и не будет! Честно. Мамой клянусь!

Однако Фредди почти присоединился к тем, кто уже вовсю осуществлял массовую и добровольную перебежку к мёртвым. Надо же было заканчивать нескончаемую катастрофу под названием всемирная история и хоть как-то сдвигать гибельное для неё равновесие живых и перебежчиков. Ясно – в какую сторону. Тут выбора никакого. По-настоящему живые давно поперёк глотки этому миру. Вопрос лишь в том, когда на них найдётся настоящая управа? Почему не прямо сейчас?! Другого-то случая может и не представиться – для конкретной отработки по персонам, пока они подставились по сю сторону как в тире. Покачиваясь, стоят в трусах на божьем подоконнике.