Тимохин достал удостоверение и открыл его перед лицом Коли.

– Еще раз поднимешь руку на женщину, разговор будет другим.

Коля медленно выпрямился и вновь обрел способность дышать.

– Ты понял, страшилище?

Коля едва заметно кивнул.

– Отхватил нормальную бабу себе, так сиди и радуйся.

Коля кивнул более заметно. Дважды.

Тимохин ушел, искренне надеясь, что его визит не усугубит ситуацию. Ну не мог он спокойно переносить несправедливость. Особенно в отношении слабых. С детства такой.

Вечером, уже после душа, Тимохин, полулежа в кровати, вытирал мокрые волосы полотенцем. Марина лежала рядом и мазала руки кремом. По телевизору шел какой-то детективный сериал.

Закончив косметические процедуры, Марина выключила свет и повернулась набок, спиной к мужу. Тимохин бросил полотенце на спинку стула, бросил туда же халат и улегся, прижавшись сзади к Марине.

Она недовольно замычала.

– Ну, что на этот раз?

– Я устала.

– Мариш, ты что-то как Ольку родила, так и до сих пор уставшая.

– Да, мужикам не понять, как тяжело рожать детей. А некоторым не понять, как их тяжело растить, кормить и одевать.

– Ты сейчас о ком?

– Прекрасно понимаешь.

Тимохин развернул Марину к себе и улегся на нее сверху.

– Это ты от недотраха у меня такая злая? Надо это исправить.

– Отстань! – отвернула Марина лицо от поцелуя.

– Как скажешь, – расстроился Тимохин, встал, накинул халат и вышел из комнаты.

Марина тяжело вздохнула и, натянув одеяло на голову, снова развернулась на бок, подвинувшись на самый край кровати.

Тимохин устроился на кухне досматривать сериал. Достал начатый когда-то коньячок, поставил рюмку, по-быстрому нарезал колбасы и сыра.

В кухню зашел Игорь.

– О, бать, тема, – отреагировал сын на алкоголь. – И мне плесни.

Игорь уселся рядом.

– Куда шел-то?

– Да это, по нужде.

– Ну и иди, куда шел, – Тимохин легонько шлепнул Игоря по руке, тянувшейся за кусочком колбасы.

Игорь, зевая, ушел.

Запиликал сотовый – звонил Березин.

– Еще один из твоих, Тимохин, – сказал начальник без всяких предисловий. – Станислав Полежаев.

– Стасик… Тоже сердце?

– Выпал с балкона, шестой этаж. Машина к тебе выехала, подъезжай на место.

– Понял.

Когда Ира была маленькой, она долго думала, что ее зовут «Эта». Бабка напрямую обращалась к ней редко, и указания по поводу Ирины давала своему оставшемуся в единственном лице слуге Антипу. «Эту накорми», «Эту гулять не пускай», «Пусть эта посуду перемоет» и так далее. Посуду она мыла столько, сколько себя помнила – лет с четырех. И теперь, к своим девяти, делала это ловко и быстро, но главное – чисто, иначе Бабка бы ее прибила, видит бог.

Антип, суровый помятый мужик лет пятидесяти, свою хозяйку слушался безропотно. Редко когда напрямую что-то скажет, ведь Ирина слышала все указания сама, и после фраз типа «Эта пусть…», Антип глядел на Ирину, та кивала и приступала к выполнению задания. Ослушаться – даже не пыталась. Одного тяжелого взгляда Бабки хватало, чтобы почувствовать себя самым мелким микробом в мире, недостойным куска хлеба, которым ее здесь частенько попрекали.

Соседские дети, чьи родители служили господам, проживающим через улицу, спрашивали у нее про маму и папу, а она не знала, что ответить. Потом детей ругали за то, что они с ней играли, и Ира часто коротала время в одиночестве. Но и то было приятнее, чем общество хмурой, строгой и недовольной Бабки.

Часто в дом приходили гости, и Бабка закрывалась с ними в своей комнате. Это были хорошо одетые дамы с грустными лицами, реже – мужчины. Ирина не всегда успевала их разглядеть, тем более Бабка строго запрещала высовываться во время таких визитов. Зато она часто видела, как после проводов гостей Бабка прятала деньги куда-то в складки платья на груди. Предварительно могла часть из них сунуть Антипу со словами: «Этой завтра петушка купи». Это означало, что Бабка довольна «делом» и хорошо вознаграждена.