— Не переживай, — легкомысленно успокоила я Софью. — Прорвемся. Ты плохо знаешь, что такое обычный офис… Не забивай свою очаровательную головку, и так и быть, завтра причешешься как захочешь. И насчет одежды беру свои слова назад. Ты восхитительна, ты должна выглядеть как королева.

Софья поникла, и до меня дошло, что ее внешность и бесит классных дам и учительниц больше всего.

— Ты будешь выглядеть как королева. Я обещаю.

И несмотря на то, что я терпеть не могу тратить время на все эти дамские штучки, я не буду пренебрегать таким оружием. Теряющий от чего бы то ни было разум противник наполовину побежден.

Не слишком пока поверившая мне Софья привела меня в глухое крыло — коридор, и одна дверь была приоткрыта. Значит, мне туда, надо в первую очередь осмотреть место таинственного происшествия. Или убийства.

Я входила в комнатку с замирающим сердцем, но ничего, поразившего меня, не увидела. Умеренной высоты потолки, не такая раздражающая белизна, занавески на окнах, девичья кровать, подушки, одеяла, стул, письменный стол, шкаф, мой саквояж… На деревянном полу сиротский коврик, все чисто прибрано, горничные тут добросовестные, так что улик я, конечно, не обнаружу.

Все же я попыталась. Изучила все от и до, но ни то что клочка бумаги, так любимого почему-то авторами детективов, ни даже соринки. Приятно пахло лавандой, а окно было наглухо заделано на зиму. Я подергала створки — нет, их не открывали уже давно, а что дверь? Запирается изнутри, не взломана, не отремонтирована… у воспитанниц, наверное, нет такой роскоши, как приватность. У них все на виду.

Я разобрала вещи, отметив в процессе, что откуда-то все-таки сильно дует. Облизав палец, я поползала по комнате, нашла в углу окна щель. Во Вдовьем флигеле было намного теплее, чем в академии в целом, но ночью, когда температура упадет, а топить перестанут, комнату выстудит в два счета, поэтому я, ничтоже сумняшеся, взяла из прибора на столе перочинный ножик, надрезала одно одеяло, вытащила оттуда вату и плотно заделала щель.

За этим занятием меня застала горничная, принесшая еду и настойку в темном бутыльке.

— Доктор велел выпить сегодня и завтра с утра, Софья Ильинична, перед трапезой вашей, — передала мне она инструкцию. — Я зайду еще, если чего надобно, скажите.

— Нет, спасибо, я лягу пораньше, — простонала я, изображая крайнюю немощь. Настойка? Не от нее ли умерла Наталья Калинина? — Постой. Скажи, а Наталья Филипповна…

Горничная вздохнула.

— Да хранит Владыка душу ее! — горько сказала она. — Незадолго до смерти простыла. Но настойка ей помогла и вам поможет.

— Ты перед смертью ее видела?

— Владыка! — перепугалась горничная, скрестив перед собой на груди руки. — Нет, я, Софья Ильинична, вот так же ей за день до того настойку да ужин принесла, а потом я к матушке уехала, вот только ввечеру и вернулась…

Эта барышня мне оказалась бесполезна.

Обед был сытнее и явно вкуснее, чем тот, которым кормили воспитанниц: суп, жаркое из хорошего мяса и сладкий кисель. Настойку я предусмотрительно вылила в раковину в общей для классных дам туалетной комнате. Ничем подозрительным она не пахла, но я задумалась, как сохранить немного жидкости для анализа. Химия здесь уже должна быть развита в достаточной степени для того, чтобы обнаружить какие-то примеси, и я спрятала бутылочку в саквояж. Если завтра придет та же горничная, совру что-нибудь, а если другая, то может и не заметить.

Остаток времени я провела, прислушиваясь к академии и набрасывая заметки. Почерк у Софьи был чудесным, с пером она обращалась легко, только вот нудно спорила со мной насчет действующих порядков. Я напомнила ей о сделке, чтобы она не лезла мне под руку, и Софья угомонилась — возможно, начала мечтать о замужестве.