– Алло, «Скорая»! Подтвердите вызов, Песчаная улица, дом 12! Человек умирает! – закричал он, уже не сдерживаясь. – Почему так долго?! У нее конвульсии!

Гневно швырнув трубку, он вернулся к бабушке. Клокочущие звуки прекратились, бабушка лежала неподвижно, из полуоткрытого рта выползала пена. Мутнеющие глаза смотрели в потолок.

– Бабушка? – вполголоса позвал Дмитрий, боясь даже подумать, что произошло непоправимое. – Бабушка, я напомнил им, они сейчас придут!

Он осторожно коснулся ее руки. Пальцы даже не шевельнулись. И грудь Маргариты Васильевны больше не вздымалась.

– Бабуля, – шепотом позвал Дмитрий.

Тишина. Лишь в бабушкиной комнате слышалось монотонное тиканье настенных часов.

Он медленно протянул руку к морщинистой шее бабушки. Она, в отличие от ее рук, была еще теплой. Несколько минут Дмитрий тщетно пытался нащупать пульс, после чего вспомнил о зеркале. Он быстро поднялся и вошел в комнату бабушки.

«У нее просто приступ, – мысленно успокаивал он себя. – Все процессы замедлились, поэтому я не смог найти пульс…»

«А как насчет пены изо рта? – заговорил внутренний голос. – У нее была агония, и ты это знаешь. Просто боишься признать, что она мертва!»

– Нет! – крикнул Дмитрий и тут же испугался собственного голоса – он прозвучал как вопль обреченного. Схватив с застеленного скатертью стола зеркальце, он ринулся обратно. Затаив дыхание, он поднес его к застывшим губам бабушки. Спустя какое-то время внимательно осмотрел поверхность зеркала. Чисто, не единого пятнышка.

«Парень, у нее уже губы начали синеть», – прошептал все тот же голос, и рука Дмитрия дрогнула, едва не выронив зеркальце.

– Заткнись! – заорал он в пустоту. – Она жива!

Голос умолк, и молодой человек вновь опустил зеркало к губам бабушки. На этот раз он держал его так долго, что пальцы начали трястись. Дмитрий всхлипнул. Положив зеркальце рядом, он с трудом поднялся на непослушных ногах. В висках что-то бухало и грохотало, перед глазами плыл мутный туман, словно он нырнул в грязную воду.

Что делать теперь? Отнести ее в комнату?

Он глубоко вздохнул и затряс головой, пытаясь привести мысли в порядок.

«Нет. Нельзя. Должна прийти полиция, пусть лучше все будет, как есть», – решил он.

Свободин старался не смотреть в лицо покойной, но его взгляд настойчиво, помимо воли, снова и снова возвращался к ее глазам, которые уже начала затягивать молочная пленка.

– Я накрою тебя простыней, бабуля, – тихо сказал он и на трясущихся ногах направился к шкафу с бельем. Но едва он выдвинул ящик, как в дверь позвонили. Дмитрий медленно выпрямился, глядя в сторону прихожей. С того самого момента, как он возился с зеркалом, у него совершенно вылетела из головы «Скорая помощь», время приезда которой уже превысило все мыслимые и немыслимые нормы. Только какой теперь смысл в этих врачах?!

В дверь снова позвонили, но Дмитрий с нарочитой неспешностью достал из ящика сложенную простыню и, расправив ее, бережно накрыл тело бабушки. Остались видны лишь ее ступни – одна босая, другая в тапочке. Дмитрий хорошо помнил эти пушистые синие тапочки – он сам подарил их бабушке в прошлом году. Родившаяся в деревне в многодетной семье, пережившая блокаду в Ленинграде и всю жизнь проработавшая медсестрой, Маргарита Васильевна знала цену деньгам и всегда трепетно относилась к вещам. Каких трудов Дмитрию стоило уговорить ее выбросить старые, стоптанные до дыр прежние тапочки!..

Зазвонил мобильный телефон, но он даже не взглянул в его сторону, направившись к двери.

«Зашевелились… Видать, врачи “Скорой” на станцию сообщили, а те сюда звонят», – понял он, возясь с замком – в последнее время ригель выдвигался и задвигался с большим трудом, и Дмитрий все собирался заняться им. Наконец внутри замка что-то щелкнуло, и он раздраженно распахнул дверь.