Он понравился ему в ту самую минуту, когда впервые почувствовал в руке приятную тяжесть металлической клюшки. И хоть его всегда окружали телохранители – Щука и Скала, эта тяжесть длинного металлического предмета в руке усиливала ощущение почти полной защищенности.

Игра сегодня не задалась с самого утра. Со скрипом дотянув до пятой лунки, на шестой Седой встал как вкопанный. Масса вопросов, связанных со встречей беспрецедентно огромной партии наркотиков, не давала ему покоя и мешала сосредоточиться на игре. И еще этот голос! Высокий, скрипучий голос Клерка за спиной раздражал его сейчас больше всего.

– Он подошел ко мне сзади, я даже не успел застегнуть ширинку, – заунывно проскрипел Клерк.

Седой не спеша покачивал клюшку около мяча, пытаясь сосредоточиться на игре.

– Надеюсь, он тебя... А?

– Нет! – Клерк взбодрился, босс вступил с ним в диалог, и это сулило хорошие перспективы. – Хуже!

– Хуже? Интересно, что же для тебя – хуже! Он тебе отказал?

– Он приставил мне пистолет к заднице! Представляете?! Холодный металл к теплой заднице! Кошмар!

– Кошмар, точно. Пистолет должен был запотеть. И заржаветь через некоторое время, – ядовито предположил Седой.

– И он начал меня обыскивать! Я не мог сопротивляться. Он сказал: только дернись, и я как будто случайно нажму на курок. А ведь он не имел никакого права меня обыскивать. Никакого!

Седой выпрямил затекшую спину. Терпеть этот голос, слушать все эти уродливые подробности стало невыносимо.

– Не имел права, – угрожающе произнес он. – Чудно! Не имел права обыскать мужчину, со спущенными штанами нюхающего кокаин в женском туалете. Конечно! А ты имел право совать свой вечно обдолбанный нос в мои дела, а после – меня же шантажировать?!

– Это не так!

Клерк не успел договорить. Резко замахнувшись клюшкой, Седой попал ему точно в лоб, и он упал.

Седой посмотрел на него, но пожалел, кажется, себя – чем приходится заниматься в такой день.

День был удивительно солнечным. Где-то высоко в небе заливалась какая-то глупая и, видимо, плохо информированная птица, а на краю поля, в высоком «грине», Седой разделывался с Клерком, нанося удар за ударом.

На другом конце поля Скала нагнулся и поднял мячик.

– Гейм овер, – сказал он и, подбрасывая мяч в руке, двинулся по полю к своему боссу.

Вскоре Щука догнал его, и они вдвоем пошли по ухоженной траве, аккуратно поднимая ноги, будто им позволили идти по дорогому ковру, не снимая обуви.

Клерк лежал на мягкой, неестественно зеленой траве, широко разбросав руки, как человек, уставший после долгой дороги. Он был едва жив – и от боли, и от ужаса внезапной и жестокой расправы.

Седой обливался потом и тяжело дышал. Для человека, давно разменявшего шестой десяток, это была нелегкая работа. В руках он вертел исковерканный панч, клюшка погибла безвозвратно.

– Заберите этого идиота, – приказал он подошедшим Скале и Щуке, – пока я его не убил.

– Че будем с ним делать? – осторожно спросил Скала, тонко чувствовавший перемену настроения своего босса.

– Что хотите. Только не убейте его, иначе он не скажет, что должен вернуть. Это надо было сделать еще вчера. – Седой отшвырнул от себя испорченную клюшку и пошел прочь. Неожиданно остановился и добавил: – Позвонит Философ – немедленно соедините. Я должен знать, что там происходит!