– Нет, – покачал головой Дитрих, – да и, по правде говоря, не сказать, чтобы у меня на это было так уж много времени. Я и так рос намного быстрее обычных драконят, а уж последние три года так и вообще… В общем, только в пункте приема беженцев и отработал. Приятного мало, честно говоря.

– Поверь, Дитрих, разбирать такие ситуации – еще меньше приятного, – ответила Меридия, словно нарочно спеша побыстрее проскочить тему быстрого взросления Дитриха, – недаром на весах всегда имеется две чаши. Каждая может начать перетягивать в свою сторону. И нередко бывает, что виновниками конфликтных ситуаций становятся именно недраконы. И, кстати, самыми проблемными всегда оказываются выходцы из третьего поколения. Первое, то есть, непосредственно, сами изгнанники, – едут сюда, ожидая для своей жизни чего угодно. И, получая спокойное и незамысловатое существование – трудись да не ленись, и будешь сыт, одет и обут, – буквально готовы боготворить нас за такую возможность. Потом у них появляются дети, то есть второе поколение. Эти, хотя и воспринимают спокойную, сытую и размеренную жизнь как нечто само собой разумеющееся, все же получают достаточно воспитания от родителей, и потому очень редко нарушают закон. А вот третьи… третьи – это уже тот случай, когда увещевания стариков не действуют, а непосредственно родители не всегда имеют власть – и, что не менее печально, не всегда видят необходимости воспитать должным образом. Тут-то и начинается самый смак.

Меридия замолчала. Но Дитрих с интересом слушал свою супругу – очень нечасто ее пробивало на подобную откровенность.

– Вот тебе пример, который пришлось судить лично мне. На одной улице было два дома. В одном жило семейство орков: бабушка, мама и маленький сын. В другом – уже пожилая драконица среднего класса. То есть драконом она могла оборачиваться каждый день. И вот любимым ее делом было после рабочего дня поваляться в драконьем облике на своем заднем дворе и погреть шкуру в лучах заходящего солнца. Никому она при этом, разумеется, не мешала: не ревела, не шумела, просто лежала себе спокойно, и все. И вот однажды она, как обычно, вышла на задний двор, обернулась драконицей, улеглась на привычное место… и в следующий момент оказалось, что вся земля усыпана крупными канцелярскими кнопками. Благо я тогда была в городе, так что получилось отреагировать на вызов быстро, без применения… рукоприкладства. И вот, изучив кнопки с помощью Цвета, я выяснила, что их подсыпал тот самый орк-мальчишка шести лет.

Меридия поморщилась. Как видно, воспоминание для нее было не самым приятным, но драконице отчего-то казалось очень важным рассказать историю до конца.

– Цвета поведали мне, что шалость он эту затеял потому, что очень весело было ему наблюдать, как несчастная пожилая драконица крутится и подпрыгивает, наступая на все новые и новые кнопки. Я тогда серьезно, как мне казалось, поговорила и с ребенком, и с его матерью и бабкой. При помощи Цвета же выяснила – не пересекались ли они где еще, не было ли в этом чего-то более личного? Оказалось, нет, просто соседи. И догадайся, что произошло ровно через неделю?

– Он снова насыпал ей кнопок? – недоверчиво спросил Дитрих. Слишком уж напрашивался этот ответ.

– Именно, – кивнула Меридия, – и тут уже пришлось принимать другие меры.

– И какие же?

– Двадцать розог, – пожав плечами, ответила драконица, – орал он, конечно, громко. И мать с бабкой за сердце хватались только так. Но – зато больше проблем не было.

– Как-то это уж слишком жестоко, – пробормотал Дитрих.

– Сама не была в восторге, – хмуро кивнула Меридия, – да и вообще, смалодушничала. Ни с матерью, ни с бабкой проблем до того никогда не было. Да и думала, через полгода в школу пойдет, а там уж дисциплину приведут к приемлемому общему знаменателю. Но нет – пришлось так. Что до жестокости – это, наверное, элемент психологии. Кто не понял с первого раза – не поймет ни со второго, ни с третьего, ни с десятого. Так что такие проблемы надо пресекать в корне.