– Здравствуйте, молодой человек! – На желтом скуластом лице – ни эмоции. – С чем пожаловали?

«Наверное, думает, что опять буду просить помочь в розыске преступников… Интересно, может ли он читать мысли?» – мимолетно подумал Савушкин.

– У меня к вам вопрос личного характера. В последнюю неделю меня мучают головные боли и кошмары.

– Сядьте и расслабьтесь! – Осмоловский показал на кресло. – Можете закрыть глаза. Я сейчас попытаюсь посмотреть тонкий уровень вашего информационного поля.

Некоторое время он молчал, сосредоточившись, потом вытянул перед лицом Савушкина ладони, он почувствовал что-то похожее на тепло, руки плавно опустились вниз, затем профессор вновь поднял их и возвел над головой Никиты.

– У вас чистая карма, – наконец заговорил Павел Григорьевич. – Но есть человек, который сильнее вас в данной ситуации. Он хочет вам зла. Его направленные отрицательные эмоции и агрессия прорвали ваше поле. И хорошо, что вы ко мне обратились… Я дам вам немедленную разгрузку, вы заснете, а мне придется восстановить разрушенные полевые структуры.

– Это так серьезно? – недоверчиво спросил Савушкин. Он чувствовал себя недотепой-троечником, который попал в компанию вундеркиндов.

– Очень серьезно, товарищ майор! – резко ответил Осмоловский. – При подобных повреждениях человек через неделю-другую имеет обыкновение внезапно умирать, а наши замечательные врачи бестрепетно ставят диагноз «пневмония» или что-то в этом роде.

Савушкин вспомнил о своих болях в левой стороне груди.

– Молчите, я все вижу! – оборвал профессор.

Через пару минут Никита погрузился в гипнотический сон.

…Когда он очнулся, почувствовал, будто искупался в кислородной ванне. Павел Григорьевич, побледневший и осунувшийся, сказал:

– Выслушайте мой совет, молодой человек. У вас тяжелейшая работа, кто-кто, а я это прекрасно вижу. Знаю, что многие ваши коллеги погибают не только от пуль. Не менее страшны для всех вас направленные отрицательные энергии. Помните правило, пусть оно будет вести по жизни: никогда не думайте плохо, с ненавистью, с презрением о людях, и, я подчеркиваю, в том числе – и о преступниках. Да-да, не удивляйтесь и не возмущайтесь! Ответная реакция, атака по законам отражения может оказаться для вас еще более мощной, агрессивной – и в конце концов губительной для вашего здоровья.

– Так что же, любить их прикажете? – не выдержал Савушкин.

– Я этого не говорил. Речь идет о вашей целенаправленной агрессии, от которой можете пострадать сами. Относитесь к преступникам ровно, как к рабочему материалу.

– Честно говоря, у меня голова кругом идет.

– Вам, Никита, наверное, приходилось терять друзей?

– К сожалению…

– И вы, конечно, знаете о несправедливой закономерности: хорошие люди часто несчастливы, тяжко болеют, уходят раньше? А объяснение в том, что их болезни и несчастья как бы блокируют все то черное, что скрывается в их сердцевине, или досталось от прошлой жизни. А негодяи и мерзавцы, наоборот, живут припеваючи, потому что, как правило, им достается от прошлой жизни чистая сердцевина… – Профессор задумался, покачал головой. – Меня многие считают чудаковатым, но предпочитают не спорить, потому что я вижу болезнь и справляюсь с ней. Но при этом лечу, кстати, не ее, а человека.

Никита вышел на улицу и подумал: «Вот попробуй объясни начальнику: задержался потому, что мне исправляли полевые структуры! А он еще переспросит: „Половые?“»

Брагин с ходу накинулся на Никиту:

– Ты где пропадаешь? Тут дикое ЧП! Всех на уши поставили: депутата Госдумы Столетова убили…

– И тоже цементом обмазали?

– Мне, Никита, не до шуток!