Вихри девяти веков, – Столетняя война, религиозные столкновения, Великая Французская революция… – оставили неизгладимый след на стенах монастыря! Былого могущества аббатству восстановить так и не удалось: покинутое монахами, оно пришло в запустение и было продано частным лицам.

В 1808 году аббатство приобрёл граф де Ла Форт, последний его владелец. Поговаривают, что граф, имевший отношение к великой эпохе наполеоновских войн, хранил и некую тайну того времени, сокрытую им в закутках аббатства… Так это или нет, однако ныне католический монастырь стал весьма привлекателен для всякого рода любителей древности и приключений. А киношники, – те его просто облюбовали!

Вот и нынешние съёмки фильма проходили именно здесь, в стенах аббатства, – в полном соответствии с правилами, согласованными с администрацией музея-памятника.

– А Вы смогли бы опознать этого любителя древностей среди… – тут представитель жандармерии, достав пачку сигарет из нагрудного кармана, закурил от зажигалки, выпустив колечко дыма, – …ну, скажем, среди группы мужчин в пять – шесть человек?

Стажёр-выпускница истфака, наморщив лоб, – «фи, какой невоспитанный чурбан, закурить даже не предложил!», – и сделав озабоченный вид, кивнула, издав подтверждающее «у-гу».

– Ну, тогда за дело! – сухопарый жандарм поднялся со стула, не выпуская сигареты изо рта, и предложил экскурсоводу пройти в другое помещение администрации музея.

Там уже стояли, смущённо переминаясь, не скрывая чувства тревоги, шесть участников киносъёмочной группы. До их сведения в общих чертах уже было доведено, что этой ночью неизвестный злоумышленник, отключив сигнализацию и пробравшись в музей, вывернул плиту в полу одного из залов и, вероятно, похитил содержимое обнаруженного под плитой тайника. Кто и когда соорудил тайник и, главное, что скрывалось в нём, – этого, к сожалению, не было известно.

Первые, на кого упало подозрение, это, конечно же, члены съёмочной группы, которые шастали по закоулкам аббатства в поисках подходящих сцен для натурных съёмок. Да, положение группы было не из приятных! Вот и стояла она теперь на опознании.

Нико украдкой поглядывал то на Поля, – он как был, так и остался в длинноволосом чёрном парике с прямым пробором, с наклеенными изящными усиками, – то на девицу, медленно переходившую от одного участника опознания к другому. Поль же пялился то в пол, то на друга.

– В-вот… – неуверенно произнесла экскурсовод, указывая на Поля.

У Николя отлегло от сердца. Значит, его никто не видал в эту злосчастную ночь. Ну а Поль… – да кто ж его просил шляться в этих подземельях?! Другое дело он, – ему же так необходимо было войти в образ перед решающим днём съёмок! Режиссёр, помнится, так и сказал, что если… то придётся искать замену.

Жаль приятеля, конечно же, да своя рубашка ближе… или как там у русских, по словам бабуси. Вот только зря он раскрыл Полю, что и сам был там! Эх, зря! Не проболтался бы…

Ну а если его кандидатуру на роль отклонят? – эта мысль не давала Николя покоя ни днём, ни ночью. Вот и сейчас она приглушила тревогу и за себя, и за поведение друга на допросе. И тут же возникла ещё одна мысль, не менее интересная: а что, собственно, там делал его приятель? Вот это было бы любопытно узнать!

– Вы не ошиблись? – жандармский офицер пристально всмотрелся в побледневшее лицо Поля. – Н-нет… кажется, – пролепетала так же побледневшая стажёр-выпускник истфака.

– Где Вы провели сегодняшнюю ночь, месье? – с грубоватой твёрдостью произнёс жандарм, – Вы понимаете, что я вынужден арестовать Вас?

– Нет-нет, он невиновен! – вдруг раздался крик из соседнего помещения, и в комнату, где проходило дознание, влетела миловидная девица, помощница продюсера по звуку, – эту ночь Поль… он у меня… – она тут же назвала адрес в Монпелье, – это может подтвердить консьерж и соседка. У неё ночью сработал автомат, погас телевизор… и он ходил автомат включать. Ну что же ты молчишь, Поль?!