Он невольно прикинул, что такая кобыла стоит гораздо дороже новенькой иномарки, но «дура без фантазии» не испытывала никакого почтения к деньгам и вещам.

На новом снимке женщина в короткой серо-голубой шубке, выходящая из автомобиля с французским флажком на капоте, глянула ему прямо в глаза, и он поежился и перевернул страницу. Потом ее стало слишком много: в круглом зале с колоннами и оркестром, в плену чьих-то властных рук, за столом в интерьере шикарного ресторана, на широкой лестнице среди изысканно одетых мужчин и женщин, лица которых казались мучительно знакомыми.

– А здесь…

Соседка ткнула пальцем в центр фотографии, где сияло круглое лицо градоначальника и по краям спиралью закручивались профили и затылки, и она стояла под руку с высоким человеком, так похожим на… Но он перехватил ее руку и без почтения к званиям и статусам обрушил на пол альбом.

– Оказывается, я ничего о тебе не знаю. И не хочу ничего знать!

– Ты же сам попросил, – недоумевающе улыбнулась женщина, возвращенная с бала в привычную тесную каморку на пятом этаже.

Но сосед был сыт по горло своим опрометчивым любопытством и больше ни о чем просить не собирался.

– Иди ко мне, – потребовал он, сжимая ее так крепко, что между ними не осталось пространства не только шагнуть, но даже вздохнуть.

– Какой же ты все-таки… мужчина, – прошептала она, и за пределами ее квартирки под снисходительной усмешкой обычно равнодушных небес с грохотом обрушился привычный и посчитанный до мелочей мир, словно пирамида из детских кубиков.

Будни с ней превращались в праздники, а праздники и выходные в собственной квартире – в пытку. Будни без нее были испытанием, проходить которое достойно у него не получалось. Иногда посреди совещания сосед вдруг вспоминал, что в этот самый момент она открывает дверь другому мужчине, и тогда внезапная вспышка ярости освещала его кабинет, и подчиненные переглядывались с неподдельным испугом и изумлением. «Это возраст такой», – со вздохом поджимала силиконовые губы его секретарша и торопливо утыкалась в монитор, стоило ему появиться на пороге приемной.

– Ты становишься невыносим, как девица перед месячными. – В пьяном откровении за стойкой бара партнер не стеснялся в выражениях, перекрикивая орущую музыку. – Только у них это за три дня проходит, а у тебя затянулось.

– Я чувствую себя идиотом, – пожаловался не менее пьяный сосед и заглянул в свой стакан с надеждой увидеть внутри что-нибудь более утешительное, чем виски. – Вроде живу нормально. Дел по горло. Есть, о чем беспокоиться. А потом вспомню, и все.

– Тебе нужна ее квартира, – констатировал собутыльник и бросил в его выпивку горсть кубиков льда. – Ты перепутал цель и средства.

– Ничего я не перепутал. Мне нужна ее квартира. – Он с бычьей решимостью мотнул головой, и лед негромко звякнул, как отзвуки дверного звонка. – А потом появилась она, и все пошло кувырком.

– Она всегда там была.

– Всегда.

– И она шлюха.

– Шлюха.

– Отнеси в ментовку заявление, что у вас на этаже организован бордель, и пусть власть разбирается с выселением.

– Пусть, – согласился с неоспоримыми выводами он и поднял на друга осоловевшие глаза. – А как же она?

– Купишь ей жилье в замкадье, и пусть себе трудится дальше.

– А я?

– А у тебя появится гардеробная. И семья. И ты перестанешь вести себя, как идиот.

– Точно. – Он допил свой виски и поднялся. – С глаз долой, из сердца вон.

– Ты куда? – удивился друг, отведя услужливую руку бармена от края своего стакана. – Завтра же выходной.

– Надо ее предупредить, что она уезжает.

– Вот именно, скажи, что раньше таких, как она, вообще выселяли за сотый километр.