Михайловский храм закрыли «по ходатайству трудящихся» в 1936 году и использовали под хлебно-ссыпной пункт. После 1945-го там были магазинные склады.

Взорвали недействующую церковь 24 июня 1967 года, как «не представляющую исторической ценности». Выселили из округи людей, заклеили во всех окрестных домах окна и взорвали. Построили на этом месте в самом центре… Действительно, тьфу, построили горком КПСС. Сейчас здесь – школа искусств. А горком (или как они себя там зовут по-теперешнему) застыдился серости и убогости здания да переехал в историческую постройку.

Семейная история

Сеногной и козье молоко

И куда же это так потянуло-понесло семью Павла Прасковьи Усачёвых, а заодно и Татьяну Толстикову?

А всё складывалось так. Можно запутаться в фамилиях и в родстве. Приглашение выехать на КВЖД прислала из Харбина в Троицк Анастасия Константиновна Панфилова, в девичестве Толстикова, – она приходилась родной сестрой Лаврентию Константиновичу Толстикову, отцу Прасковьи. Вообще, у Лаврентия Толстикова и его жены Зиновии родилось тринадцать детей, из которых выжили только четыре дочки. Поэтому и путаница в фамилиях, ведь старшие сёстры – мужние. Мария Лаврентьевна стала Щёкотовой – вышла замуж за купеческого сына Андрея Ивановича Щёкотова. А девицами пока оставались под папиной фамилией Любушка и младшенькая – Татьяна.

Панфиловы приехали в Харбин в январе 1917-го. Муж Анастасии Константиновны Панфиловой устроился телеграфистом на харбинский вокзал. Панфиловы сразу начали строить домик себе – небольшой, комната и кухня с сенями.

Не забывали и про родных, оставшихся в Троицке, благо почта пока ещё работала, хоть и с перебоями.

Весной и летом семнадцатого, ещё до большевиков, Прасковья с Татьяной и их сестра Люба получили несколько писем от тёти Насти. Та рассказывала не только о своём домике, но и о том, какое место Панфиловы огородили рядом со своим участком для переезда сюда племянниц Толстиковых. Прасковья и Таня зажглись этой идеей, а Люба, средненькая из сестёр, на переезд так и не решилась, осталась в СССР.

В пятидесятые годы сёстры встретятся.

Так вот. Панфиловы построили жилище себе, а для племянниц соорудили сарай из досок и внутри сложили печку. А если есть печка, то по тогдашним китайским законам постройку сносить запрещалось, даже самую примитивную.

И Панфиловы оформили во владение маленькие участки по двум адресам на 8-й улице Зелёного Базара: под № 27 – себе, а под № 29 – племянницам. В архиве БРЭМ в Хабаровске до сих пор хранится документ под названием «Список домовладельцев Харбина». И наравне с богатеями, имевшими в собственности особняки и огромные многоэтажные дома на самых главных проспектах, в этом списке – скромная эмигрантка Панфилова Анастасия Константиновна с её крошечной деревянной хибаркой под № 27 на 8-й улице Зелёного Базара; да-да, в одном списке с богачами-пузачами. Среди двух тысяч домовладельцев.

Всё это в том районе Харбина, который именовался очень романтично – Зелёный Базар. Читая письма тёти Насти, её племянницы Прасковья и Татьяна повторяли название «Зелёный Базар», им рисовалось что-то загадочное, манящее. Так и тянуло пройтись по тамошним зелёным улочкам. И пройдутся. Увидят, что всё скромнее. Просто домишки. Но ведь они свои!

Не откладывая в долгий ящик, в том же семнадцатом, наши Панфиловы начали готовить вызов для переезда в Харбин ближайших родственников. Так было в порядке вещей: если есть жильё для родных, и если приглашающие гарантируют поддерживать их деньгами, то почему бы и не позвать. Эта бумага на славянский манер именовалась как «Вызванье» – от слова «вызвать». Под кровных родственников подпадали Татьяна и Прасковья (которая уже Усачёва), а также дети Прасковьи и её муж Павел. Семён Усачёв в число «вызванных», увы, не входил, он для Анастасии не считался роднёй по крови.