Что нам и удалось вскоре – чайные полки случайно попались нам на глаза. Я потянулся к любимому и знакомому черному «липтону», австралийка, хмыкнув по поводу моего выбора, взяла себе жасминовый. Служащий, внимательно наблюдавший за нами, просиял, когда мы его поблагодарили за «помощь». Приосанился и торжественно сообщил нам по-английски: «Мне очень приятно помогать иностранцам в моей стране!» Был он так горд собой, что мы поблагодарили его снова.

Китайцы часто готовы помочь иностранцу, даже если это явно им не под силу. Это можно объяснить и гостеприимностью, и любопытством, и тягой к необычному, и даже желанием завести знакомство. Последнее – весьма важная вещь, она предоставляет китайцу шанс, который в китайском называется не совсем прилично звучащим для нас словом «цзихуй». Никто ведь не знает, как сложится дальнейшая жизнь, а принцип «я тебе пригожусь» известен нам всем еще из сказок детства. Но не всегда китайцами движет именно корысть. В конце концов, часто им просто приятно помочь иностранцу. Мы ведь помним, что в их глазах мы обычно предстаем в виде беспомощных недотеп, взять опеку над которыми – святое дело.

Но следует помнить важную вещь. Если обращаешься за помощью, например, спрашиваешь совета или узнаешь дорогу, нужно быть готовым к тому, что тебе могут наговорить всякой ахинеи или указать неверное направление. Это сделается не из неприязни, а наоборот – китайцу легче так поступить, чем признаться в незнании или, что еще хуже для него, огорчить спрашивающего своим отказом…

Иногда и сами китайцы могут попросить иностранца о помощи. На улице, правда, это маловероятно, но зато местные коллеги занимаются таким регулярно. В моем случае это происходит так: рано утром – это может быть и выходной день, – примерно в семь утра, раздается телефонный звонок. Это дает о себе знать домашний телефон в гостиной. Его трель примешивается к обычной утренней какофонии. Я плетусь из спальни, цепляю трубку и хрипло произношу в нее по-русски: «Але!» Сомнений у меня нет – это кто-нибудь из профессоров-русистов, вышедших на пенсию, но продолжающих активно участвовать в университетской жизни и заниматься переводами и составлением учебных материалов. Старикам глубоко за семьдесят, но они полны энтузиазма. Со временем мне даже начал нравиться стиль их общения. Не растрачивая время на ерунду, они сразу переходят к делу. После моего «алеканья» в трубке обычно раздается примерно следующее: «Здравствуйте! Я профессор Чжан. Сейчас я перевожу на китайский язык Достоевского, его “Дневник писателя”. Мне непонятно одно место в этом произведении. Сейчас я вам зачитаю главу…» Потом я минут пять переминаюсь возле телефона и слушаю выразительное чтение. Русским языком старая гвардия китайских русистов владеет отменно – приятно слушать. Даже Достоевского ранним утром. Затем еще полчаса мы вместе разбираемся в тонкостях дела Кроненберга, разбираем речь адвоката Спасовича, и я поясняю профессору значение так заинтересовавшего его выражения «подковырники-клещи».

Иногда в выходные дни такие телефонные звонки застают меня в тот момент, когда мне удается, наконец, добраться до дома после ночных прогулок и соревнований с коллегами-немцами по количеству выпитого пива. Тогда я проявляю малодушие и намекаю звонящему, что немного устал и хотел бы отдохнуть. Тактичный профессор спохватывается: «Конечно, конечно! Простите старика! Отдыхайте! Я вам перезвоню через час!»