– Мама!? – испугалась Айли, моментально взбодрилась и вскочила на ноги.

– Ты живая!? – крикнула она, начиная трясти мать за плечи.

Элис конечно не проснулась, но изо рта вылетело несколько неразличимых звуков, сопровождавшихся перегаром.

Айли быстро догадалась, что к чему. Пусть Элис и любила выпить, но всегда знала, когда стоит остановиться. А Айли ещё не видела мать в таком состоянии. С начала, она просто тащила Элис за ногу, до ближайшей свободной комнаты. Потом догадалась использовать телекинез и несла её за спиной. Айли старалась пройти мимо прислуги и охранников. Слухи в поместье последнее время разлетаются со страшной скоростью.

Одна из дверей позади открылась, со скрипом, и на пол, со звоном упал железный поднос.

– О господи!! – вскрикнула служанка Айнет.

Что такое телекинез она конечно не знает. И человек парящий в воздухе, не мог не напугать её.

– Госпожа Айлиния…?

– Айнет! Где ближайшая пустая комната?

– … Ну, вот, – указала она, на ту откуда только что вышла.

– Спасибо… – быстро произнесла Айли, следуя внутрь.

Айнет прошла за ней и закрыла дверь, заперев на ключ.

***

Обыкновенная, не примечательная комнатка на втором этаже. Не большое окно, одноместная кровать у стены, рядом столик и один стул. В одной из таких жил Кант, когда Санай привёл его в поместье. Но в отличие от комнаты Канта, эта была больше облагорожена. На столе скатерть, в уголке шкаф с одеждой, приличная занавеска на окне, палас, всё чистенько и на своих местах. На столике так-же стояла миска с супом и металлические приборы.

Айли положила мать на кровать, и панически посмотрела на служанку.

– Айнет, что делать?

– … Думаю лучше её не трогать. Когда протрезвеет сама проснётся, – предположила она. Айли села на край кровати рядом с Элис и начала оглядываться по сторонам. По мимо горячей похлёбки, на столе стояла кривоватая свеча. Скорее всего, её прожигали и лепили заново не один десяток раз. Рядом исписанные листы и одна единственная книга, вся зачитанная и потрёпанная. Айнет стояла на против кровати. Она почему-то теребила пальцами ткань своего чёрного, летнего сарафана, длинной сантиметров двадцать ниже колена. Такие сарафаны выдавали всем служанкам в поместье. Под ним носили обычно белую рубашку, но у Айнет была чёрная. Что означало, что она личная служанка одного из главных членов семьи.

– Ты живёшь здесь? – наконец спросила Айли.

– Да, – кратко ответила она: – Это моя комната.

– Я думала, вся прислуга живёт на первом этаже?

– Да, но.. я, я служу лично вам госпожа и должна быть как можно ближе, вот.

– А это, твой обед?

– Да.

– Айнет, садись, ешь!

– Но.. я не могу так, как я посмею есть при вас… – замахала руками Айнет.

– Айнет, я чувствую себя виноватой, просто сядь и поешь, – настояла Айли.

Делать нечего. Служанка отодвинула стул, и второй раз в жизни, позволила себе сесть в присутствии молодой госпожи. Айли даже не понимала, как неловко чувствует себя служанка, просто от того, что она сидит рядом.

– Ты чего не ешь?

– Я, я жду когда остынет, – сказала Айнет. Но на самом деле, у неё сильно тряслись руки, в таком положении, Айнет не смогла бы донести ложку супа ко рту.

Айли продолжила озираться по сторонам.

– Вам наверное это комната кажется слишком бедной и невзрачной? – спросила Айнет, заметив, что госпожа внимательно рассматривает её апартаменты.

– Что? – повернулась Айли.

– Вы привыкли к более роскошной жизни…

– Да нет, знаешь… я пол года жила в разваливающемся домике в забытых землях и спала под кучей старых тряпок, ела вяленое мясо, мылась в речке, – призналась Айли: – А моя комната в Тондаме почти не отличалась от твоей.