– Чьё? –гаркнул стражник, адресуясь небольшому фонтанному обществу.

Али поднял руку, следом поднялся сам и, неторопясь, подошёл к вновь прибывшим.

– О-о-о! – застонала Кира, сообразив, как лоханулась, и задёргалась, пытаясь вырвать запястье из крепких клещей усатого копа.

Слуга Асафа даже взглядом её не удостоил. Он сунул стражнику монету, застегнул на Кире поверх чадры ошейник и, всё так же молча, повёл за собой, теперь уже на надёжной привязи.

– Чтоб ты провалился, скотина! – шипела ему пленница в спину. – Чтоб всю жизнь тебе горшки за Асафом выносить! Чтоб зубы у тебя болели круглые сутки и всю жизнь без перерыва на выходные и праздники! Чтоб…

– Глупая женщина! – неожиданно подал голос конвоир. – Сосуд безумия и порока! Куда собралась ты бежать в Джаханы? Здесь любой добропорядочный горожанин легко опознает беглую – тем более иностранку безмозглую, тычущуюся, словно овца, без смысла и проку во все углы наугад! Опознает и приведёт к этому фонтану, где будет ждать хозяин, – он остановился и брезгливо глянул на «сосуд порока» через плечо. – Зачем господин купил такую неразумную рабыню? Одни хлопоты с тобой! Угомонись уже, прими свою судьбу и уповай на Аллаха. Тогда, может быть, он смилостивится и потопит корабль, который отправится завтра в Эль-Муралы, вместе с тобой. Только в этом случае, несчастная, ты избежишь ужасной участи, ожидающей в гареме Шахрияра (мир ему и благоденствие!)

Кира поперхнулась своими проклятиями. До неё вдруг стало понемногу доходить, что оптовые поставки девушек шаху Эль-Муралы не только следствие его фрейдовских комплексов и попыток сублимации. Проблемы с головой у благодетельного Шахрияра, видимо, гораздо глубже. И страшнее…

* * *

На корабль, следующий в Эль-Муралы, их погрузили уже через день – кызляр-ага спешил. Видимо, спрос шахского двора на девушек настолько превышал предложение, а главный евнух гарема настолько опасался не угодить своему повелителю, что вёл заготовку и отправку буквально стахановскими темпами, не ведая ни сна, ни отдыха.

Закупленных в Джаханы невольниц упаковали в траурные мешки никаба, пригнали в порт, погрузили на борт и с грохотом убрали за ними сходни.

Кира подумала, что они напоминают сейчас стадо несуразно топчущихся в загоне и потерянно блеющих овец, ожидающих отправки на скотобойню. Сходство вдруг показалось ей настолько разительным, почти вещим, что в пятках похолодело – и вовсе не от пустых предчувствий и надуманных ассоциаций. Пятки, натурально, онемели от страха, выросшего из полных откровенного ужаса перешёптываний её новых подруг по камере. В смысле, по комнате. В доме на Чахорбаг. Куда её вчера привели и где заперли вместе с готовой к отправке партией перепуганных девиц.

Из всех присутствующих одна только Кира, как выяснилось, была не в курсе мрачной славы Шахрияровского гарема. Посвящённые же хлюпали и подвывали по углам, вовсю оплакивая свои юные и, как оказалось, такие короткие жизни.

– Да объясните мне, наконец, что происходит! – рассвирепела новенькая, устав от нытья товарок и пугающей неизвестности. – Что вы все только хрюкаете и квакаете?! Есть в этой богадельне хоть кто-то, ещё способный внятно говорить человеческим языком?

– Ну чего орёшь? – в полумраке затемнённой от солнечного полуденного света комнате завозилась дальняя фигура в углу. – Девочек пожалеть впору, а не орать на них.

– А меня? – возмутилась Кира. – Меня не надо жалеть? Я разве с вами не в одной лодке? Скажите над чем слёзы проливаете, и я с вами заодно похнычу. А то пока не знаю над чем – никак не проймёт. Отрываюсь от коллектива…