Джей попыталась закричать, но не смогла, ее голос потух.. Его не было! Зато, было что-то под водой, и оно приближалось.. Джей, постаралась, изо-всех сил продолжить плыть, но ее что-то остановило. Что-то держало ее под водой. Оно обволакивало её, выкручивая лодыжку и поднимаясь все выше. Джей, уже видела, как оно поглощает её всю, и втягивает с собой, на дно. От ужаса, в её голове понеслись воспоминания и предположения: «Трупы! Это трупы! Мне, же, говорили, что он не спроста заброшен! Почему сейчас!? Отпусти, отпусти чудовище!» – уже в голос рыдала, обезумевшая Джей, еще не осознав, что она находится в лодке, а ее супруг, старательно пытается отвязать с ее дергающейся ноги, крученую льняную веревку.

2017

На развалинах дома, я нашел старый дневник в кожаной оплетке. Он был потрепан. Он принадлежал женщине. Я открыл запись от 16 июня 1856 года. Она писала так разборчиво и так изящно. Грация, уверенность и размеренность её, считывались уже по одним только буквам. Таким выверенным, таким выпуклым буквам. Плавно перетекающие друг в друга изгибы букв манили и притягивали взгляд. Словно локоны приподнятые резким порывом ветра, взлетали упругие завитки над выборочными знаками. Взгляд скользил, вслед за петлями то взмывающими вверх, но плавно опускающимися вниз. Это был не просто текст. Это была картина с натуры! И она была великолепна!

Привыкнув к наслаждению, такой невиданной ранее красоты почерка, я решился на более близкое знакомство, и принялся за чтение, не переставая любоваться удивительной стройностью слов.

Слова! О какие это были слова! Квинтэссенция обольщения! Она рассказывала, о своей трепетной любви к балету. О хрупких примах, с кремневым характером. О том, что восхищало её в них. Упоминала, о своей нежной дружбе с Колосовой, и своем знакомстве с будущим мужем. О, какая это была удивительная женщина! Она бережно описывала воспоминания о тайном поклоннике, её, уже не юной красоты. О трепетном неведении, о нём, таком, так и не пойманном, и не узнанном.

Она писала: «Я чувствовала его за спиной. Чувствовала всей кожей. Он знал это, и улучив момент, легко дул мне на шею и исчезал, до того как я могла обернуться».

Я перечитывал это откровение и удивлялся тому, как она, в преклонных годах, хранила в памяти эти события в деталях. Я был пленён ее тайнами! Они мне снились, или вовсе не давали спать. И тогда, я возвращался к ним, снова и снова. И любовался, любовался её завитками, и её такими редкими помарками, которые она так густо штриховала в клетку. Читая, я гладил, пожелтевшие страницы дневника, словно, это и были, её тонкие, пальцы. Я знал, знал, что она превосходна во всем! Она была идеалом женственности, мудрости и решительности! И, я помнил, помнил запах её кожи! И, я винил себя, за то что, так и не нашелся, представиться ей. Я был слишком, моложе, я робел, что это испортит ей жизнь.