Но вот в один июльский день, когда природа находилась в совершенном цвете, и всё сияло в дневном свете – солнце, уж двинулось на спад после полудня, но вовсю усиливалось удержать свой блеск, и жар слетал с небес, а благорастворённый воздух нежил чувства, в эдакий денёк раздалось бубенцов загадочное буйство. В деревне мало кто остался, страды начало на поля и мужиков, и баб призвало. Но все, кто в поле не был, кто немочью страдал иль за дитями наблюдал, прелюбопытсвенно взглянули: из окон высунулся физиогномий строй: коляску с барыней узрели молодой. То было в редкость, доселе токмо раз она в Коськове появлялась, а потому внезапностью визита деревня громко удивлялась. «Вот госпожа явилась наша, красавица, ну просто нету слов, и мальчик Миша – точный ангелочек с ней к нам прибыл, а где ж Фабьяныч? К встрече ли готов? Помыты блюда и стаканы?» – так молвили друг дружке коськовские старушки.

Коляска подкатила к усадьбе барской, где держал себе квартиру и управлял всем деревенским миром сам бурмистр. Копыта выбили сноп искр, и не уселась ещё пыль, как он, немало удивлённый нежданным сим визитом, к ней подбежал, как был – в домашних туфлях и в халате шёлком шитым, без галстуха, в сорочке – навстречу Маше и сыну ангелочку. Внутри всё трепетало. «Мари, она, приехала, ужель попомнила слова годичные? То было обещанье? Нет, фразы лишь обычные. Всего-то пара слов незначно сказанных. Да нет, не пара, боле, одною мыслью связанных. Природы тутошней пригожести узреть желала и взором усладиться. Красоты ржи соломенного цвета увидеть не во сне и нивы наши в божественной и купно горклой желтизне. Да, их воззреть, но не тебя, Fabien, не должно грезить, ты ведь токмо управитель, не более того, совсем не дамский победитель!»

– Сударыня, я рад вас видеть, нет сомненья,

Но почему же так, без всякого уведомленья?

Мы не готовы вас достойно встретить!

Дворовых девок я услал в поля, в подкрепу поселянам,

Работать там согласно планам,

А сам лишь хлебом с бужениной отобедал.

И токмо тем же вас попотчевать смогу

Да самовар поставить побегу!

– Не стоит, сударь, лишних вам хлопот мы не доставим,

Своей нечаянностью мы вас зело не возмущаем.

У вас без нас хлопот, как говорится, полон рот.

На целый день в поездку мы с Мишенькою собралѝсь

И нужною провизией в усадьбе запаслись,

– Мари, стараясь перекрыть волненье, вопрос простой рутины

Рукой махнула в сторону корзины,

Прикрытой сверху расшитым рушником,

– Мы ведь живём своим умом.

Желаем здешние местоположения отлицезреть

И вас вниманием почесть.

– Воля ваша, но знайте, буде желанье,

Я покажу вам здешних мест очарованье

И мы устроим по полям катанье.

– Ах, милый де Бомонт, не стоит сей визит таких усилий!

Мы здесь за тем, чтобы не сделать вам насилий!

– Мари свой взор на землю устремила, пужаясь вожделеньем воскипеть.

– Имев приём ваш, рады мы без меры,

Итак, владейте временем своим, а мне велите принести немного дреймадеры.

Сухость во рту после дороги дальней,

Коль захотите, сделайтесь компаньей.

– Сударыня, велить подать никак,

– Фабьен вздохнул и поклонился,

– Покорный ваш слуга, не в силах,

Все люди в поле, я сам подам, что дворня приносила.

Мадеры вы просили, тут барская деревня и слово госпожи – закон,

Так повелося испокон, и нечего сказать вдогон.

Мари и Мишенька в тот день прогуливались долго, почти до сумерок. Они дорожку торили через селитьбу, посидели на скамейке крайней, шагами смерили потоки ржи бескрайней, там мужики да бабы жали хлеб, свернули в бездорожье, где отдыхали и в ладушки немного поиграли. Смотрели в дальние леса, потом в поместье воротились. Там Мишенька поспал, Мари читала, и лишь когда светило вовсе куда-то вдаль клониться стало, Мари велела кучеру приготовлять коляску и, пряча на лице волненья краску, прощаться приступила с де Бомонтом. А он нарочно, к их отъезду конец заботам учинил и проводить гостей решил.