Религия Мухаммеда не была верой, проповедующей пассивное, созерцательное отношение к жизни. Напротив! Развитие ислама сопровождалось все большей военизацией общины правоверных, все теснее сплачивавшихся вокруг своего пророка и военного предводителя. Ибо, согласно требованиям новой религии, если не удавалось обратить язычников и наставить их на путь истинный путем мирной проповеди, для обращения непокорных было допустимо и даже желательно применить силу. «Железной рукой загоним человечество к счастью!», как гласил не слишком грамотно сформулированный, но от того не менее действенный, лозунг иной «новой веры» в иные времена…

Сказанное выше не означало, что священная война, война за веру считалась Мухаммедом единственным средством обращения неверных и использовалась им в качестве такового. Немалое значение среди применяемых им тактических приемов имело заключение, по мере необходимости, мирных соглашений с потенциальными оппонентами. Однако Мухаммед никогда не останавливался, в случае необходимости, и перед применением военной силы. Умело сочетая то и другое (не зря клинок меча Мухаммеда был на конце раздвоен), он, в конце концов, добился успеха.

Около 624 года основатель ислама пророк Мухаммед (чье полное имя было, кстати, гораздо длиннее – Абу аль-Касим бен Абдаллах ибн Абд аль-Муталлиб ибн Хашим), используя Медину в качестве базы, начал совершать вооруженные нападения на изгнавший его родной город – Мекку. Целью набегов, совершаемых мединцами, признавшими авторитет пророка новой веры, были в основном торговые караваны, тянувшиеся в Мекку со всех сторон света по маршрутам, еще в глубокой древности проложенным через жгучие пески Аравийской пустыни. Набеги одержимых неофитским пылом мусульман на «идолопоклонников» становились все более частыми. Жители Мекки, извлекавшие основную часть своих доходов из караванной торговли, очень скоро стали терпеть ощутимые убытки. Именно материальные потери стали главным фактором, предопределившим, в итоге, поражение мекканцев (прежде всего – моральное) в борьбе с ревнителями ислама. Обеспокоенные падением своих доходов, мекканские «родноверы» около 628 года заключили с Мухаммедом мирное соглашение, по условиям которого пророк обязался гарантировать безопасность паломников, странствовавших в Мекку поклониться священной Каабе (еще не ставшей главной святыней новой, исламской веры, и остававшейся по-прежнему во владении поклонников многочисленных языческих древнеарабских идолов, главным из которых был Великий Хубал). В 630 году уже целое войско, состоявшее из десяти тысяч приверженцев ислама, тоже совершило коллективное паломничество в Мекку. Но еще двумя годами ранее, в мае 628 года пророк Мухаммед во главе мусульманского войска осадил и взял Хайбер – главный оплот иудеев Аравии. После победы над иудеями пророк заключил тактический союз с побежденными, женившись на Сафийе – дочери вождя главного иудейского племени Бану Надира. Пророк разрешил иудеям остаться в Хайбере при условии, что они будут отдавать мусульманам половину урожая в качестве дани, и что мусульмане могут выселить их в любой момент.

Влияние новой, единобожнической, религии быстро распространялось на север и на юг от места ее возникновения. В этот исторический период положение многих традиционных религий становилось все более трудным, в силу претерпеваемого ими, в процессе развития, неизбежного усложнения. Так, например, безмерно усложнившееся со времен евангельской проповеди Иисуса и его апостолов, христианство уже давно раздиралось изнутри богословскими спорами о природе Христа, о том, был ли Он всецело человеком, всецело Богом или же сочетанием того и другого. Эти различия, вне всякого сомнения, точно улавливались и воспринимались образованными богословами – как «профессионалами», так и «любителями», придерживавшимися по данному вопросу того или иного мнения. Монофизитский спор, разгоревшийся в конце V века п. Р.Х. и отнюдь не прекратившийся с его окончанием, служит тому наглядным примером и свидетельством. Однако, несмотря на то, что споры о подобных доктринальных тонкостях, бесспорно, доставляли тогдашней интеллигенции немалое интеллектуальное удовлетворение, менее образованные слои населения, похоже, воспринимали эти «христологические» словопрения как не более чем упражнения в софистике. Им представлялось, что духовные императивы, или требования, религии не должны отходить на второй план по сравнению со все более ярко выраженным увлечением христологов дебатами, принимавшими все более отвлеченный, умозрительный и оторванный от повседневной жизни характер. В отличие от извилистого, бесконечного процесса интеллектуальной игры, обмена все более изощренными аргументами и контраргументами, в которые все больше втягивалось, по мере своего развития, становившееся все более «мудреным» и «заумным» для «немудреных», неученых «простецов», забывшее о своей изначальной простоте времен евангельской проповеди Иисуса, христианство в I половине I тысячелетия п. Р. Х., ислам, казалось, открывал простым, не искушенным в софистике, сердцам и душам прямой путь возврата к древним, немудреным верованиям. Привлекательность проповедуемой Мухаммедом так называемой «новой» религии заключалась в том, что она основывалась на многих очень даже «старых», традиционных и консервативных ценностях.