Шейх замолчал, и сыновья подумали, что он уже отошел в чертоги смерти. Но вдруг лицо его дрогнуло и порозовело, старик приподнялся и воскликнул:
– Поклянитесь, что выполните мою последнюю волю! Выполните ее в точности! Поклянитесь перед моим смертным одром на самой большой святыне этого мира – на оружии древних королей!
И сыновья шейха поклялись.
Еще не опустилось солнце за горизонт, как шейх Абдалла отошел в вечные чертоги смерти.
Братья похоронили его по обычаю предков, закололи черного барана и устроили поминальную трапезу. А уже на рассвете нетерпеливый Мехмет, отсчитав половину овец и верблюдов, собрав половину рода, спрятал на груди древние ножны, вскочил на вороного отцовского коня и двинулся на восход солнца.
Степан подошел к двери своей квартиры, достал ключи, но прежде чем вставить ключ в замочную скважину, настороженно оглянулся. Всю дорогу ему казалось, что кто-то идет за ним по пятам, кто-то смотрит ему в спину пристально и неотступно.
Разумеется, на лестнице никого не было.
Степан перевел дыхание, открыл скрипучую дверь, вошел в темную прихожую.
Он жил в двухкомнатной квартире, занимая в ней одну комнату. Во второй обитала тихая старуха, отзывавшаяся на удивительное отчество Африкановна.
Степан мечтал, что со временем вторая комната естественным образом освободится и он заживет в отдельной квартире. Хотя, надо признаться, Африкановна Степану совершенно не мешала, из своей комнатки выходила только в сумерках, как будто была ночным животным, тихонько варила еду в маленькой алюминиевой кастрюлечке, бормоча при этом что-то себе под нос.
Степан думал, что она молится, но как-то, прислушавшись к тихому бормотанию, разобрал слова советской песни:
«Мы с железным конем все поля обойдем, уберем, и посеем, и вспашем…»
Как-то Степану понадобилась соль, и он неохотно постучал в дверь соседки.
Африкановна не отозвалась, тогда он толкнул ее дверь, заглянул внутрь.
Соседка сидела в углу комнаты. На стене над ней было развешано то, что Степан сперва принял за иконостас. Однако, приглядевшись внимательнее, он разглядел пожелтевшие вырезки из старых советских газет и фотографии каких-то людей в военной форме устаревшего образца и в рабочих спецовках, некоторые из них показались Степану смутно знакомыми. Среди них то и дело попадалась некрасивая молодая женщина в косо завязанной косынке, в которой он с немалым удивлением узнал черты Африкановны.
И вот теперь, с удивившей его самого робостью, Степан проскользнул мимо двери соседки, открыл дверь в свою комнату, вошел внутрь и наконец перевел дыхание.
Он был дома, он был один, он был в безопасности.
– Здравствуй, Степа! – раздался вдруг из глубины комнаты низкий насмешливый голос.
Степан шарахнулся обратно к двери, споткнулся о половик, едва не упав, сохранил равновесие, дернул на себя ручку двери, но тот же насмешливый голос остановил его:
– Ты чего такой нервный? Заходи, будь как дома!
Степан остановился, опустил руки, развернулся.
Комната была погружена в полумрак, и в дальнем углу, в старом продавленном кресле, темнела человеческая фигура.
– Ты, что ли, Штандартен? – проговорил Степан настороженно.
– Ну вот, узнал! – хмыкнул гость. – А я уж надеялся – не узнаешь, и я разбогатею! Знаешь, есть такая примета. Ладно, Степа, заходи, заходи, поговорим!
– А ты как сюда попал?
– В квартиру соседка твоя пустила, а комната оказалась не заперта, вот я и вошел! И то – не в прихожей же тебя дожидаться!
– А что в темноте сидишь?
– А мне темнота нравится! – Штандартен откровенно веселился. – Знаешь, как говорят, темнота – друг молодежи! Мы с тобой, правда, не такие уж молодые, но еще и не старые… тебе, думаю, темнота тоже нравится – ты же у нас «черный следопыт»! Впрочем, если хочешь, включи свет, я не возражаю!