Я поблагодарил его. Он держал руку на моем пульсе. О сигарете я мечтал еще сильнее, чем о выпивке.

– Ее сон тоже относится к делу? – спросил я и добавил к валявшимся под столом спичкам еще одну.

– Ей приснилось, что она спускается вниз по лестнице, открывает сейф и забирает из него футляр с кинжалом, оставляя там свою пудреницу.

Мурашки пробежали по моей спине. Я замер. Выражение смертельной скуки осталось на моем лице, но в голове зазвенел сигнал тревоги.

– Когда она проснулась, часы показывали шесть утра. Мисс Ракс решила покинуть дом, не дожидаясь пробуждения хозяина. Быстро собравшись, она ушла, никем не замеченная. Только днем, разбирая сумку, она обнаружила на дне ее кинжал Челлини.

Я взъерошил пальцами шевелюру и испытал сильное желание выпить. Тревожный колокольчик звенел не умолкая.

– Бьюсь об заклад, ее пудреница исчезла, – произнес я, демонстрируя Горману, что я ловлю каждое его слово.

Он сердито посмотрел на меня:

– Совершенно верно, мистер Джексон. Она тотчас поняла, что случилось. Будучи чем-то встревожена, Веда становится сомнамбулой. Ночью она действительно взяла кинжал Челлини. Это был не сон, это произошло в действительности.

Он долго приближался к сути, но наконец выложил ее. Мы посмотрели друг на друга. Мне было что ему сказать, но я сдержался. Сегодня его вечер; я только фыркнул. Пусть он поломает голову над моей реакцией.

– Почему она не отнесла кинжал в полицию и не объяснила там ситуацию? – спросил я. – Они бы уладили инцидент с Бреттом.

– Все не так просто. Бретт угрожал ей. Если его задеть, он становится опасен. Мисс Ракс почувствовала, что он может возбудить против нее дело.

– Не может, если она явится в полицию по собственной воле. Нет состава преступления.

Горман снова выдохнул воздух в мою сторону. Его узкие губы искривились.

– Бретт может сказать следующее: совершив кражу, мисс Ракс поняла, что продать кинжал невозможно. Тогда она решила пойти в полицию и рассказать там сказку о своем лунатизме.

– Но наличие пудреницы в сейфе подкрепило бы ее заявление. Находясь в бодрствующем состоянии, она не оставила бы пудреницу в сейфе.

– А если Бретт не подтвердит, что пудреница лежала в сейфе?

Я с сожалением погасил окурок. Я давно не курил таких сигарет.

– Почему она не может продать кинжал, если он такой ценный?

– По простой причине: он уникален. Челлини изготовил только два таких кинжала. Один из них хранится в Уффици, другой – собственность Бретта. Это известно каждому антиквару. Поэтому без личного участия Бретта сделка не состоится.

– О’кей, пусть Бретт выдвигает обвинение. Устроив перед присяжными стриптиз, она сразит их наповал. Готов спорить, они ее оправдают.

Даже на это у него имелся ответ:

– Мисс Ракс не может позволить себе такой публичный акт. Пресса непременно проявит интерес к делу, в котором участвует Бретт. Это погубит ее карьеру.

Тут я сдался:

– Так что же происходит? Бретт возбуждает дело?

Горман улыбнулся:

– Теперь мы добрались до самого интересного, мистер Джексон. Сегодня рано утром Бретт отправился в Сан-Франциско. Вернется он послезавтра. Он не знает о пропаже кинжала.

Я догадался, что последует за этим, но хотел, чтобы он все выложил сам.

– И что же мы делаем? – произнес я.

Моя тактика принесла результат. Он извлек из внутреннего кармана пачку денег, которой можно было заткнуть глотку лошади. Горман отсчитал десять стодолларовых купюр и разложил их на столе веером. Они были новенькие, хрустящие, еще пахнущие краской. Я и раньше подозревал, что Горман пришел не с пустыми руками, но не рассчитывал увидеть такую внушительную сумму. Я подвинул кресло вперед и присмотрелся к банкнотам повнимательней. Они показались мне настоящими. Но вот только лежали деньги на его половине стола.