Анубис кисточкой осторожно очистил тело писца от соды, нарумянил покойнику щёки, подкрасил губы, навёл сурьмой брови и надел ему парик. На опущенные веки наклеил искусственные глаза, изготовленные из белой эмали с накладными камешками-зрачками. После этого всё тело тщательно смазал бальзамными маслами. В брюшную полость положил четыре восковых фигурки детей Гора и набил её кусочками ткани, пропитанными благовониями. Разрез на животе тщательно заклеил акациевым клеем. На шею Осириса-Хеканахта он надел широкое, богато украшенное ожерелье, а также амулет в виде стебля папируса, изготовленный из полевого шпата. Амулет символизировал рост и развитие новой жизни, зелёные побеги воскресающей природы. На левую сторону груди шакалобог положил украшенного магической надписью лазуритового скарабея, защищавшего сердце от похитителей, а на живот – символ жизни анкх. Уложив амулеты, Анубис обернул тело писца первым слоем пелён и на груди умершего поместил ещё один важный амулет – изготовленное из цветной эмали и золота Око Уаджет, всемогущее Око Гора. Узкими полосками ткани был обёрнут каждый палец на руках и ногах; руки прибинтованы к туловищу, связаны ноги. Между слоями пелён укладывались всё новые и новые амулеты. Дважды поверхность мумии смазывалась горячим битумом. При остывании он придавал мумии жёсткость и препятствовал проникновению воздуха к плоти…

Солнечная ладья Ра, преодолев половину Небесного Нила, заскользила к западному краю неба. С уставшего Анубиса в три ручья лил пот. Его сменил Упуат, затем Исдес. Но вот запасы ткани, подаренные богом Хедихати, истаяли, превратившись в многослойные пелены мумии. Отдохнувший Анубис-Имиут покрыл спелёнатого писца полотнищем, на котором искусной рукой художника был нарисован Осирис, и края полотнища зашил на спине. Мумия Осириса-Хеканахта была готова! Анубис омыл руки, напевно произнёс заклинание и в торжественной тишине возложил руки на мумию. С этого мгновения умерший обретал Ах – загробное воплощение – и становился блаженным! Затем мумию уложили в гроб, который был изготовлен из душистого кедра в форме человеческого тела. Гроб накрыли крышкой, украшенной цветным изображением Осириса во весь рост. Стенки гроба были красочно расписаны сценами Загробного суда и иероглифами заклинаний. И на закате гроб с мумией и ящик с канопами передали родственникам писца.

Всю ночь многочисленная семья Хеканахта не отходила от гроба, скорбя по умершему. А с наступлением нового дня печальная процессия покинула усадьбу покойного и потянулась к берегам Нила. Переправившись на западный берег, она направилась к вырубленной в скале гробнице. Знойный воздух оглашался воплями плакальщиц. Впереди шли жрецы, они воскуряли фимиам и пели гимны, посвященные Анубису и Осирису. За жрецами рабы тащили на полозьях повозку с фобом. Затем шли родственники и друзья покойного. Замыкали шествие слуги, которые несли ящик с канопами, а также то, что требовалось покойному на том свете: еду, одежду, украшения и предметы повседневного быта.

Но вот траурное шествие подошло к гробнице. В её сумрачной глубине виднелся установленный в центре погребальной камеры массивный каменный саркофаг, рядом лежала крышка. Под усилившийся плач мумию Хеканахта извлекли из фоба и поставили у входа в вечный приют. Её поддерживал стоявший позади Анубис. Перед мумией установили жертвенный столик с дарами. Возле него, лицом к мумии, стали два жреца Анубиса-Имиута с перекинутыми через плечо леопардовыми шкурами, а позади них – жрец со свитком молитв и заклинаний. Он подал знак, и воцарилась тишина. Начался главный обряд над мёртвыми в мире живых – обряд отверзания уст. Зазвучали слова священного гимна, в воздухе поплыл сизый дымок воскурений, запахло ладаном. Один из жрецов окропил душистой водой мумию и разложенные на столике богатые дары, а второй – торжественно поднял правую руку с бронзовым жезлом, наконечник которого был выполнен в форме головы барана, и коснулся им уст мумии. С этого мгновения уста Осириса-Хеканахта могли есть, пить и говорить! Затем жрец прикоснулся священным жезлом к его ноздрям – и он мог дышать, прикоснулся к его глазам – и он мог видеть, прикоснулся к его ушам – и он мог слышать!