Завидное упорство клириков в битве за людские души и кошельки понять можно. Однако, если справедливо утверждение, что в основе святости лежит Любовь, то право на святость у собак, пожалуй, ничуть не меньше, чем у многих людей. Во всяком случае, на святость низшего ранга – местночтимую.

В конце концов церковь пошла на уступки. «Имя Гинефорт было присвоено одному бургундскому святому, и церковь объявила, что на самом деле святой пёс был превращён в человека. Бог, как было сказано, обладает силой одарить животное душой, если оно выкажет доброту и героизм, придав ему человеческое обличье. Но, предостерегала церковь, Господь может так же и превращать людей в животных, если поведение их будет греховным или похотливым. Таким образом, Гинефорт стал известен всей Франции как «собачий святой», блаженный, непосредственно произошедший от собаки»[104].

Народное почитание святого Гинфорта длилось почти восемь веков и угасло лишь в начале XX столетия.

Однако память о собаке-святом продолжает жить и в наши дни.

В 1987 г. на экраны вышла французская кинолента «Монах и колдун», в которой отображены споры вокруг святого Гинфорта, увиденные глазами брата Этьена, доминиканца-инквизитора.

Легенда о святом Гинфорте стала также одним из источников повести Кита Донахью «Похищенное дитя» (2006 г.).

В заключение отметим, что наделение пса Гинфорта человеческой душой – случай редкий, но не исключительный. Подобной благодати, например, удостоились пёс Гелерт и безымянная собака, спасшая от голодной смерти святого Роша из Монпелье (см.: Спасители).

В скандинавской мифологии псы богини смерти Хель.

Гифр и Гери охраняли повелительницу царства мёртвых ужасную Хель. В её царстве обитал ещё один пёс –Гарм. Он, подобно Керберу, сторожил вход в её владения.

У Гери в мире асов проживал тёзка – личный волк Одина (наряду с другим волком – Фреки, см.: Гери и Фреки).

В «Младшей Эдде» Гифр и Гери не упоминаются. О них известно из «Речей Фьёльсвина»[105].

С принятием христианства Хель превратилась в предводительницу Дикой охоты (или в злую колдунью), а её хвостатые охранники – в адских псов (см.: Собаки Дикой охоты). Среди простого народа существовало поверье, что адские гончие преследуют души грешников и загоняют их в преисподнюю. Вид и норов у этих собак тоже были адскими: по ночному небу с громким лаем проносились чёрные злобные псы с острыми клыками и горящими красными глазами.

В ирландском эпосе любимая собака Диармайда, воина-фения из отряда Финна.

Имя этой собаки затерялось в веках. Но печальная история, в которой её судьба переплелась с судьбами близких ей людей, дошла до наших дней[106].

Однажды, когда подоспело время, гончая Диармайда ощенилась тремя славными щенками. Заботливая сука согревала их своим теплом, кормила молоком, тщательно вылизывала и берегла. Её собачье сердце было полно нежности и любви к своим малышам. Не мог нарадоваться появлению долгожданных щенков и Диармайд – как настоящий охотник он знал истинную цену хорошей гончей. (О Диармайде см. также: Ядовитые собаки, Бран; Собаки.) Но это была не единственная его радость. Совсем недавно он обрёл красавицу-жену и большой уютный дом, красовавшийся на холме среди густых лесов. А случилось это вот как.

Как-то раз, на исходе зимы, когда валил мокрый снег и дул сырой ветер, уставшие фении вернулись с охоты, поужинали и легли спать. Вдруг раздался стук в дверь, и на пороге появилась уродливая старуха. Её давно нечёсаные космы спускались до пят, а из запавшего рта торчал гнилой зуб. Дрожа от холода, она подошла к Финну и прошамкала: «Позволь мне лечь рядом с тобой». Но Финн брезгливо поморщился и отказал ей. Старуха заплакала и подошла к Ойсину. Но и он ей отказал. Опять заплакала старуха и обратилась к Диармайду. Красавец-воин никогда не отказывал жёнам и, тяжко вздохнув, приподнял край медвежьей шкуры, под которой спал холодными ночами. Нырнув под косматое покрывало и немного полежав, старуха со вздохом произнесла: «Ох, Диармайд, семь лет я брожу по белу свету и ни разу не спала у очага. Отнеси меня к нему». Недовольно буркнув, воин отнёс её к очагу, от которого сразу же сбежали гревшиеся там фении. Посидела привередливая старуха у огня и говорит: «А теперь, Диармайд, согрей меня своим телом». Поперхнулся воин от возмущения, но, когда увидел в слезящихся глазах старухи мольбу и отчаяние, не посмел ей отказать и уложил рядом с собой. А перед тем, как смежить веки, ещё раз украдкой на неё поглядел и не поверил своим глазам: рядом с ним безмятежно спала прекраснейшая из жён на земле! И прежде чем забыться коротким сном, потрясённый воин ещё долго любовался её неземной красотой.