Сегодня мне предстоят два важных дела, и оба неприятные. Я не из тех, кто торжественно заявляет, что с Нового года начинает новую жизнь, однако принял твердое решение: сегодня наконец скажу РТ, что «Крик Вильгельма» закрывается. Мы не зарабатываем деньги, а теряем, и доходы у меня уже не те, чтобы и дальше поддерживать журнал на плаву. А потом поеду на север, в издательство, где мне наверняка объявят, что книга, которую я сдал в прошлом месяце, их не устраивает. Затем отправлюсь в любимый паб на Бэтхерст-авеню и нажрусь как свинья, хотя еще не будет и трех часов дня. Впрочем, для этой цели сгодится любое питейное заведение – лишь бы находилось поблизости. В такой морозище сразу перестаешь быть разборчивым.

Открываю дверь и вхожу в холл. Здание у нас старинное, построено около ста лет назад, и с тех пор, похоже, ни разу не ремонтировалось. Обставлен офис просто и незатейливо. В нашем с РТ кабинете стоят только два стола с компьютерами. Кухню в последний раз переоборудовали примерно в тот год, когда Нил Армстронг ступил на Луну. И краска, и трубы у нас свинцовые, а электропроводку выполняла та же компания, которая занималась заборами в концлагере Берген-Бельзен. Владельца же все устраивало.

Несколько лет назад он хотел продать помещение нам. Мы рассматривали идею настолько серьезно, что даже пригласили инспектора, чтобы оценил, насколько наш офис и остальные располагающиеся в здании помещения требуют ремонта. До сих пор помню, как спускались также во входивший в наши будущие владения подвал. Дюжий мужчина, которого мы наняли, летом трудился подрядчиком, а в несезон подрабатывал инспектором.

– Что это с трубами? – спросил я, показывая пальцем. – Будто бумажными полотенцами обернуты.

– Должно быть, асбест, – вынес вердикт инспектор, посветив фонариком в указанном направлении. – Не обращайте внимания. Если не трогать, все нормально будет.

– А если трогать?..

– Не советую.

– Почему вот эти трубы другого цвета?

Инспектор приблизился к ним с фонариком и принялся внимательно разглядывать. Раньше я даже не подозревал, что в нашем подвале можно совершенно свободно снимать фильмы ужасов – ни разу там не был. И больше не пойду.

– Так они ж свинцовые. Надо менять. Такие уже давно не ставят, это для здоровья вредно.

– А если мы пьем водопроводную воду? Причем довольно давно?

– Может, это отводящие трубы. Тогда не бойтесь, не отравитесь.

– А вдруг, наоборот, подающие?..

Инспектор усмехнулся.

– Дети с задержками развития есть?

– Нет. Пока вообще никаких нет – ни с задержками, ни без.

– Соберетесь заводить, сходите к врачу. Проверьтесь на всякий случай. Свинец мужскому хозяйству вредит. И мозгу. И еще чему-то. Забыл.

Не знал, шутит этот тип или нет. В школе у меня труда не было. Понадобится установить унитаз или подключить проводку – не буду знать, с какого конца браться за работу. Поэтому с электриками, сантехниками и прочими работниками жилищного хозяйства дружба и взаимопонимание у меня не складывается.

– У вас тут какой-то вентиль… и проходит какая-то труба… – сообщил инспектор, посветив на пол, где змеились затянутые паутиной провода, которые, казалось, лежали там просто так.

– Это плохо?

– Смотря по ситуации.

– В смысле?

– Если дом спалить хотите, тогда хорошо, – заржал инспектор.

Тут я заметил темное пятно на стене, где тонкими чешуйками отслаивалась штукатурка.

– Это, наверное, тоже плохо?

Инспектор подошел ближе, отковырнул пару больших кусков штукатурки от стены и потер между пальцами.

– У вас тут, похоже, черная плесень.

– А что, черная хуже, чем обыкновенная?

– Плесень – это еще цветочки. В фундаменте, кажись, трещина. Вот, смотрите. Видите, замазана?