– Надя, что случилось? На тебе лица нет.

Февральская, волнуясь, показывает рукой в сторону мусорки.

– Дамир, там кто-то стонет.

– Где?

– Там.

– Ты уверена?

– Да.

– Подожди, я сейчас выйду.

Валиханов исчезает в комнате и через минуту выходит на улицу с фонариком в руках.

– Показывай.

Он включает фонарик и направляется к мусорному бачку. Февральская двигается за ним, то и дело, выглядывая из-за спины. Подойдя к мусорке, Валиханов смотрит по сторонам.

– Откуда ты слышала стон?

Февральская показывает в сторону кухни.

– Оттуда.

Валиханов, освещая себе дорогу фонариком, идет к кухне. В луч света попадает лежащее на земле тело. На голове зияет кровавая рана. Валиханов бросается к нему, переворачивает. Это – Щукин.

– О, Господи. Убили?

Щукин стонет.

– Нет. Живой. Держи.

Валиханов отдает фонарик Февральской. Сам взваливает на себя Щукина и тащит его в медсанчасть. Февральская бежит впереди. Подбежав к медсанчасти, Февральская стучит в окно.

– Оля! Оля! Скорее открывай.

На пороге появляется Яремич.

– Что там?

Яремич видит окровавленного Щукина.

– Да что за напасть такая! Ещё один. Заносите.

Яремич распахивает дверь. Валиханов вносит Щукина в помещение. Февральская входит вместе с ними.

Валиханов укладывает Щукина на кушетку.

– Что произошло, Надя? – Спрашивает Яремич.

– Я мусор высыпаю, а он стонет, – рассказывает Февральская, – Сама подойти боюсь, потому позвала Дамира. Вместе с ним его и нашли.

– Спасибо, Дамир. Дальше я сама управлюсь. А вы расскажите Смолину о том, что произошло.

– Хорошо, – кивает Валиханов.

– Идите.

Валиханов и Февральская выходят. Яремич обрабатывает рану раствором перекиси. Щукин снова стонет, но не приходит в себя.

Смолин и Яремич выходят из медсанчасти.

– Оля, долго он пробудет без сознания? – Спрашивает Борис.

– Не знаю. Боря, что происходит? – Отвечает Ольга.

– Кто-то пытается сорвать работу экспедиции.

– Значит, это правда?

– Что?

– Я думала, что мне показалось. Электростанция, вода, теперь Щукин… Боря, об этом нужно сказать людям. Доложить в Москву.

– Я так не считаю. Поисками этой сволочи займусь лично, но только после того, как найдем газ.

– Но он не остановиться, пока не добьется своего.

– Я тоже.

Яремич тяжело вздыхает:

– Боря, могут погибнуть люди.

– Я это уже слышал, но думаю, что до этого не дойдет.

– Будем надеяться.

– Я не хочу, чтобы из-за него, Москва закрыла работу экспедиции.

– А она может?

– Да.

Щукин лежит в кровати с перебинтованной головой. На повязке в районе темечка просачивается кровь. Рядом на кровати лежит Зыков с открытыми глазами, изредка поглядывая на соседа. Щукин открывает глаза и обводит взглядом помещение карантина.

– Где я?

– В раю, – скептически отвечает электрик Зыков.

Щукин пытается сесть в кровати. У него не получается.

– Вам лучше лежать, Александр Иванович, – советует Зыков, – и не двигаться после удара.

– Как я сюда попал?

– Насколько я понял из разговора, вас нашла наша повариха Февральская на мусорке.

Щукин вздыхает. Зыков хихикает.

– Такие люди на мусорке валяются! Что вы на ней делали, профессор?

Щукин пытается восстановить ход произошедшего с ним, но не может.

– Я? Это… не помню, Зыков.

Зыков садится в кровати.

– А кто вас по голове стукнул, видели?

Щукин щупает забинтованное место удара, кривится от боли.

– Нет. Я не успел разглядеть в темноте.

Солнце стоит высоко. Вокруг простилается пустыня. Ветер тащит по горячему песку круглые засохшие колючки. Те катятся, перескакивая через барханы, все дальше и дальше. Юрина включает музыку. Через некоторое время бравурный марш прекращается и из динамика слышится голос Смолина.

Смолин говорит в микрофон. Рядом с ним сидит Юрина, крутя ручки на радиоаппаратуре.