[22].
Художники, под присмотром чекистов рисующие Сталина в гробу, Рихтер, задыхающийся от запаха цветов, Прокофьев, точно на картине Шагала, летящий над Москвой, Ойстрах с шахматами… Все это было – кино.
Главный вопрос, который задавали тогда люди друг другу и сами себе, и который как будто светился над траурной Москвой и всей страной: «Что с нами теперь будет?»
«Что будет?» – спрашивало и кино.
Глава 2
От пятьдесят третьего к пятьдесят шестому
Память – беспорядочный архив. Киноархив. На внутреннем экране вдруг возникают неожиданные кадры – вспышки.
Траурный март 53-го. Наконец вернулся к себе на улицу Фурманова из дома Тоидзе. Там мы с моим другом, время от времени забывая о мировом горе, даже радовались тому, что отменили уроки и я еще могу побыть у него. Но вот Сталина уже уложили в Мавзолей. Вполголоса передавали страшные слухи о жертвах на Трубной, о трупах, которые свозили на грузовиках.
Мы были не такие уж маленькие, все-таки тринадцать лет. Нас тоже волновало и тревожило все это. Мы потихоньку обсуждали это в школе на переменах, а дома старались услышать, о чем шепчутся взрослые.
Но вот они уже не шепчутся, а говорят все громче.
Кадры-вспышки соединяются, сталкиваются и складываются в монтажную фразу, наполненную драматизмом и особенной выразительностью.
27 марта объявлена амнистия, освобождены около миллиона заключенных. Тогда и в голову никому не могло прийти запечатлеть это событие ни в документальном, ни художественном кино. Пришлось ждать до 1987 года, когда вышла хорошая картина «Холодное лето 1953 года», сделанная Александром Прошкиным, с замечательными Папановым и Приемыховым в главных ролях.
Апрель. Снижены цены на 10 % и прекращено «дело врачей».
А у меня ангина. Каждый день ко мне из поликлиники приходит колоть пенициллин медсестра. Мы с ней в эти дни подружились. Большая, симпатичная, добрая Евдокия Степановна.
Мама открывает ей дверь на звонок. Она стоит на пороге и плачет. Что такое, что случилось?
– Они не убийцы! – и повторяет со слезами счастливыми. – Они не убийцы!
В 1990 году в Роттердаме, куда приехали на кинофестиваль, мы с Семеном Арановичем договорились делать документальную картину в продолжение того, что им было начато с нашим другом сценаристом Юрием Клепиковым фильмом «Я служил в охране Сталина».
Сделали. Кино о деле «врачей-убийц» было показано на Берлинском кинофестивале. Называлось оно «Большой концерт народов, или Дыхание Чейн-Стокса».
«Дыхание Чейн-Стокса», развивается на фоне снижения возбудимости дыхательного центра, при недостатке углекислого газа. При этом может развиваться помрачение сознания, а при дальнейшем ухудшении состояния иногда развивается бред, галлюцинации, ощущение дезориентации. Известность получило упоминание «периодического (Чейн-Стоксова) дыхания» в бюллетене о состоянии здоровья Сталина от 2 часов ночи 5 марта 1953 года.
История тем и отличается, что каким бы важным, даже, как бы сейчас выразились, глобальным не было событие, никогда ради него она не задержит свое неукоснительное движение.
И все же, как всегда, многое стало если и не забываться, то во всяком случае – постепенно растворяться в повседневности.
Мальчишки вновь простаивали в очередях «за билетиком». В «Художественном» на Арбатской площади, в «Центральном» на Пушкинской, в «Кадре» на Плющихе, в «Колизее» на Чистых прудах… И так далее – по всей Москве.
И, конечно же, в любимом «Повторном» на улице Герцена. Ведь там можно было посмотреть в энный раз того же «Котовского» или особенно полюбившиеся девочкам «Сердца четырех». С Валентиной Серовой и Людмилой Целиковской и чудной песней «Все стало вокруг голубым и зеленым».