получали удовольствие от каждой детали. Почему? Потому что в жизни я глубоко верю в абсолютную силу добра и света. И я хотел, чтобы мой дом стал в Москве одним из пространств, содержащих в себе гармонию и излучающих свет и добро», – признается Никас. При этом отмечает, что в ситуации с ремонтом в его характере ярко проявилось еще одно важное человеческое качество – желание иметь выбор. «Я бы сказал, что это качество характеризует духовно и интеллектуально зрелых, а также профессионально состоявшихся людей. Которые более не ищут, но уже нашли и определились и только совершенствуются. Они знают, что заслужили право выбирать и отказываться от того, что не отвечает их пониманию о правильности в жизни. Более того, они уже четко знают, что есть они сами, поэтому для жизни и творчества выбирают такую обстановку, которая отвечает их ощущению себя».

Любопытную историю о том, как квартира Никаса Сафронова превращалась в особое место для людей, искавших гармонии, мне рассказал один из друзей художника. Как-то зимой он по предварительной договоренности навестил живописца, который традиционно утром заканчивал свой рабочий цикл – художник трудится всю ночь до восьми-девяти утра. Друзья были рады встрече, поскольку давно не виделись. Тут же обсудили планы на вечер – вместе они собирались на день рождения к их общему товарищу. Никас предложил подарить свою работу, и вот оба, шутя и споря, выбирали какую именно, чтобы она наверняка доставила радость имениннику.

– Никас, вот эта – натюрморт. Очень хорош. Впрочем, вот на той – девушка с шеей в виде Вавилонской башни – сразу видна твоя рука и твой уникальный стиль, уже ставший брендом, – говорил художнику товарищ.

– Мой друг, выбирай сам, – отвечал живописец. – Ибо ты смотришь со стороны. Но если тебя все же интересует мое мнение, мне кажется, что нашему Саше натюрморт подходит больше.

Друзья продолжили выбирать подарок, шутя по этому поводу. В этот момент какую-то очередную задорную шутку прервал звонок в дверь. Оба удивились: кто может быть в такой ранний час? Все свои знают, что художник в это время обычно уже закончил работу и отдыхает. Ведь и сам друг зашел к Никасу только потому, что этот визит был заранее оговорен. Посмотрели на экран видеокамеры у домофона – звонила женщина средних лет. Несмотря на еще нестарое лицо, выглядела она как-то странно: длинная, безразмерно-мешкообразная юбка, огромные, сбитые и пыльные неженские ботинки, затертая косынка, в спешке повязанная на голове и уже не раз за сегодняшнее утро на ходу поправленная. В общем, одета дама была не по-московски и даже не по-городскому. Оба изумились, но страннице решили ответить – а вдруг человек заблудился и ему можно чем-нибудь помочь?

К удивлению друзей, с улицы раздалось:

– Скажите, пожалуйста, это квартира номер…?

Никас, не дрогнув, ответил утвердительно. Но сразу добавил:

– Но вы, наверное, ошиблись. Это не совсем жилая квартира, это квартира – студия живописи.

– Значит, я правильно пришла, – так же уверенно ответила женщина. – Я ищу дом художника Николаса Софрония, картины которого лечат. Я из самой Владимирской области к вам иду.

Никас удивился еще больше, но, разумеется, пригласил путешественницу в дом. Оказалось, что женщина специально ехала в Москву, искала, как она выразилась, «этот ваш Брюсов переулок», чтобы посмотреть на «волшебные картины». Никас женщину душевно принял. Прогулялся с ней по галерее, показал ей ту часть своих работ, которые находились в студии.

– Теперь я и правда верю, что они лечат. Мне об этом в области моей говорили, я не верила. Не поверю, говорю, пока своими глазами не увижу. А вот увидела и поверила, – сказала женщина, указывая на одно из полотен, изображавшее одинокого Христа в Гефсиманском саду. Картина называлась «Ночь Христа перед распятием… Раздумья».