Сам Эван – отличный актер: он вечно в спешке, с пеной у рта пашет за целую роту и успевает подгонять остальных. И это слишком сильно заметно. Я вижу его иногда на кухне за холодильником, жрущего остатки с тарелок. Очень неторопливо. Чавк-чавк.

Чаевых сегодня будет баксов на тридцать: весь день просто стою и надраиваю салфеткой вилки и ложки. Уже почти два месяца, как я здесь работаю. Надоело до черта. Те же непонятно почему веселые люди, коллеги, я имею в виду, посетители понятно почему веселые. И все почти в полтора раза старше меня, за тридцать, но до сих пор таскают подносы. Сюсюкают с посетителями. Воруют еду. В туалете распихивают по карманам зарплату: басбои – свои двадцать процентов, официанты – наши двадцать процентов. Все те же мокрые тряпки для протирания столов. Витрины. Заношенные «Excuse me» и «Welcome». Прешифты. Метро на 6-й авеню с закрытым выходом на правую, нужную мне сторону улицы.

Здесь, на точке упаковки столовых приборов, как будто зависаешь. Вокруг тебя мельтешат люди, создают какие-то звуки, какие-то запахи. Кто-то подходит, иногда говорит, что-то спрашивает, а ты слушаешь, дружелюбно киваешь, но не помнишь ни единого слова и интонации, ни кто это был и что ему/ей было нужно.

Рядом со мной уже минут десять трется другой бассер в черном фартуке с оторванным передним карманом и что-то шепчет мне в ухо. Хочет сменить меня. Типа «Ты, наверно, устал уже? Сходи выпить кофе. Я, так и быть, посторожу твое серебро». Мудила! Ладно, пусть отдохнет. Всегда забываю его имя. Энрике, да, его зовут Энрике. Но я зову его Лысый Урод. Потому что он лысый и жирный.

Ладно. Надо и правда за кофе идти. Я уступил место Уроду.

– Гриш, где мне нормально подстричься? Чтоб баксов пятнадцать?

– Пройди шесть блоков отсюда на юг. Угол второй и пятьдесят первой, там будет табличка «Boris’ BarberShop», – по-русски ответил официант Грэг, светловолосый парень, урожденный воронежец, в десять лет доставленный предками в Бостон. Неродной племянник какого-то знаменитого советского актера, кстати. Я только забыл какого.

– Boris? То есть Борис?

– Да, там главный владелец и парикмахер Борис, он еврей лет сорока из Одессы. Одновременно стрижет и морит приколы. Скажи, что тебя Гриша прислал, – и мне, и тебе тогда, может, что скинет, – сказал Грэг.

Стричься я пошел сразу после утренней смены. Парикмахерская нашлась быстро: большую желтую табличку с ножницами было видно издалека на фоне бледных баннеров с нарисованными на них чашками чая и китайскими иероглифами.

На мою фразу «I´m kinda lookin’ for Boris» низкий потрепанный мужичок, склонившийся над шахматной доской с расставленными для игры фигурами, кивнул на толстого дядю с копной черных волос в форме горшка.

– Здрасте, Борис, я от Гриши, подстричься, – сказал я, зачем-то сразу приплетя Грэга, словно я не за стрижкой пришел, а за чемоданом наркотиков. Прозвучало все это как-то по-гангстерски.

– От Гриши? Че за Гриша? А-а, парень светлый такой, клиент мой постоянный, да?

– Точно.

– Ну тогда за десятку при условии, что ты тоже другим расскажешь, как шикарно Борис здесь стрижет всех. Прямо шикарно! Вэт воркс?[7]

– Работает, – ответил я, усаживаясь в низкое кресло.

− А что уже ты лысый такой? Тебе лет сколько? Или радиация дома?

– Двадцать два. А радиация, да, у меня там, на родине: когда-то под Тоцком испытания проводили. Давно, правда, лет пятьдесят назад.

– Вот и я говорю, а пятьдесят лет вообще херня, а не срок. Тоцк – это где Орск рядом, что ли? У меня там племянник живет.

– Да, там.

– А здесь где живешь? Тоже, как Гриша, официантом гоняешь? – спросил Борис,