– Но я же провёл это время в тюрьме, обо мне все уже забыли.

– Зато о том, чьим ты был человеком, до сих пор помнят. Тебе нужны новые проблемы?

– Нет!

– Ты хочешь жить?

– Да.

– Тогда слушай, что тебе велел передать Мамба.

– Первое: Предашь, сдохнешь! И он не шутит, ты сдохнешь, Леонид, где бы ты ни прятался, сдохнешь, как собака. Мамба этого не забудет, а его чёрные лапы достанут тебя везде. И твоя голова украсил собой очередное копьё.

– Хватит меня запугивать! Да, я знаю, либо, как Момо, потеряю разум.

– Момо погиб, убив короля Британской империи.

– Как? Ведь он был полоумным.

– Сумасшедшим? Да, был, но Мамба его простил и вылечил. А Момо искупил своей смертью совершенное предательство. Но тебе такой шанс не представится, не надейся на это, Лёня, – заметив его реакцию, предупредил Сракан.

– Ладно, я понял, а что я буду делать в Вене?

– Там найдёшь Троцкого, он тоже еврей, как и ты.

– И что? Антисемит ты сраный, Сракан. Ладно, ладно, я ещё от тюрьмы не отошёл. Не надо меня резать, Лёня. Я теперь ценный кадр.

– Это с чего бы?

– Да хотя бы с того, что ты, который и двух слов не скажет за день, болтаешь со мной уже второй час. А это значит, что у нашего вождя на меня обширные планы, поэтому я весь в предвкушении нового дельца. Не так ли, мой молчаливый друг? – и Шнеерзон весело рассмеялся.

Леон поморщился, подкрутил тонкие итальянские усики и продолжил.

– Да, ты прав, дело у тебя там есть. Этот Троцкий, он социалист, я не разбираюсь в этом, кто есть кто из них. Вот мне на бумажке написали. Он меньшевик, состоит в партии РСДРП. Твоя цель – вступить туда же, завоевать его доверие и помогать им деньгами. Деньги будешь получать через моего человека, – и он кивнул на спину кучера.

Кучер обернулся и, широко улыбнувшись, снял с головы шляпу и поприветствовал нового коллегу.

– Здрасте! – кивнул в ответ Шнеерзон. – Интересны твои дела, Господи. На кой чёрт Мамбе сдались эти революционеры, они же против монархии, а он император?

– Со мной никто не поделился этой информацией. Но ты же знаешь, Лёня, не всё так просто. Вождь – провидец, и он никогда не ошибается, а если и ошибается, то в мелочах.

– Да, что есть, то есть, – снова кивнул Шнеерзон.

– Так вот, он как-то сказал, что Российскую империю захлестнёт революция, которая всех погубит, и с ней бесполезно бороться, она пережёвывает всех и выплёвывает их уже мёртвыми.

– Свят, свят, свят! – стал деланно креститься Шнеерзон.

– Чего ты крестишься, нехристь. Продал, поди, уже Мамбу, за пару золотых?

– Да и продал бы, не без этого. Нам, евреем, жить на что-то надо, а как увижу золото, так всего корёжит и корёжит, – начал кривляться Лёня.

– Ты это брось, а то получишь пулю в лоб прямо здесь. Мне Мамба разрешил, сказал: – а если Лёня совсем дураком стал, так ты его пристрели и брось на дороге в глухомани, чтобы его собаки одичалые на куски рвали и обсыкали, смерда глумливого.

– Но-но, ты евреев не тронь, Сракан, – и указательный палец Шнеерзона угрожающе ткнулся в Леона. Нам так подыхать нельзя, не кошерно так-то. Да и вообще, чего ты от меня хочешь, чтобы я все твои угрозы спокойно выслушивал. Да у меня уже по всему телу волосы поднялись, услышав такое. Мне, честному еврею, в революционеры идти. Где это видано, где это слыхано. Ей, ей!

– Спокойно, спокойно! – поднял руку Шнеерзон, – не надо волноваться, Лёня, – и он осторожно отвёл от себя направленный ствол револьвера. – Я пошутил. Что я, совсем безумный, с вождём сориться. Не с руки мне это. Вот, а ты знаешь, чем отличаются фальшивомонетчики от обычных воров или грабителей.

– Ну?

– Знаю, что знаешь, как-никак, вместе с тобой в одной тюрьме сидели. А отличаются они тем, что чувствуют, вот этим самым местом, на котором сидят, – похлопав себя по заду, уточнил он.– И мне это место всегда подсказывало, что против вождя не надо идти. А то, ой, как плохо будет. И сейчас она прямо чешется, указывая на это.