И вот теперь: нужны ли мне сосиски… А почему бы и нет? Это был мой первый рабочий день, начало длинного этапа взрослой жизни – этапа, который когда-нибудь завершится вот таким же обликом интеллигентной, со вкусом одетой старшей научной сотрудницы с морщинистым лицом и крашеными волосами, матери детей и бабушки внуков, обвешанной гроздьями сумок, авосек и пакетов. От Сашеньки до Зиночки – какие-то жалкие тридцать лет, оглянуться не успеешь. Так что давай, Саша, впрягайся с первого дня. Скоро старшая подруга и предшественница уйдет на пенсию – надо успеть перенять знакомства, адреса и явки. Сейчас из гастронома звонят ей – через годик-другой будут звонить тебе. «Алло, Александра Родионовна? Сосиски завезли, в полдвенадцатого выкинут. Кило в одни руки, так что приведите подмогу…»

Боже, какая тоска… какая во всем этом тоска-тощища! Господи!

Мы вышли из полуподвала вчетвером: Зиночка, я и Троепольский с пока еще унылым Димушкой. В гастрономе пришлось разделиться на две очереди: портвейн «Акстафа» в винном давали тоже по одной бутылке в руки. Минут через сорок мы вывалились из магазина – изрядно помятые и растрепанные, зато с четырьмя бомбами винища и четырьмя килограммами сосисок в целлофане. Троепольский сиял, как набор медалей на винной этикетке.

– Я горжусь нами, коллеги! Портвейн высшего качества! Димушка, ты хоть понимаешь, чем тебя взяли на поруки? Бормотухой высшего качества и сосисками в целлофане!

– Сосиски не отдам, – твердо сказала Зиночка. – Сосиски детям. А мы и печеньем закусим, не впервой.

– Фу, Зиночка… – начал было Троепольский, но тут же осекся.

Мы и моргнуть не успели, как были окружены группой людей с красными повязками на рукавах.

– Ваши документы, граждане.

Димушка смертельно побледнел и покачнулся.

– Вы что, пьяны, гражданин? – сказал один из подошедших к нам парней, подхватывая Димушку под локоть.

– Я… я… – лепетал тот. – Я… нет…

– Точно, пьян в драбадан, – констатировал другой дружинник, в кроличьей шапке-ушанке. – Лыка не вяжет. А еще интеллигент.

– Да что вы, ребята, – с фальшивой улыбкой произнес Троепольский. – Мы с утра ни капли. Димушка, дыхни! Нехорошо стало человеку, вот и все. Душно в магазине, давка, вот и сморило. Мы пойдем, а?

– Конечно, пойдете, – ухмыльнулся мужик в кроличьей шапке. – По этапу. Дзынь-дзынь. Шаг влево, шаг вправо – конвой стреляет без предупреждения. Документы давайте.

– Мужчина, документы у нас на работе, – с достоинством ответила за всех Зиночка. – У меня в сумочке, у него вот… в ящике стола. И зачем вам документы? Вы в чем-то нас подозреваете?

– Да, в ящике стола! – подтвердил Троепольский, перекладывая из руки в руку тяжелый портфель, отчего тот предательски звякнул портвейном высшего качества.

– Чего ж так – в ящике оставил? – поинтересовался первый парень. – В портфеле не поместились? А ты в следующий раз на бутылку меньше бери. Значит, нет документов. Придется пройти в отделение.

– Но это форменное безобразие! – возмутилась Зиночка. – За что вы нас задерживаете? Мы ничего не нарушали.

Мужик в кроличьей шапке крепко взял ее за рукав.

– Не нарушали, говоришь? Документы на работе, говоришь? А сама ты почему не на работе? По гастрономам шастаете, портвешок закупаете? А время-то рабочее, оплаченное государством… Что молчите? А? Кто-нибудь еще хочет выступить, на безобразия пожаловаться? А? Не слышу…

Мы молчали, подавленные внезапной напастью, свалившейся на нас неизвестно откуда и неведомо за что. Зиночка смотрела изумленно: по-моему, она ждала, что это нелепое представление вот-вот кончится, что окружившие нас люди рассмеются, снимут красные повязки и всё обернется шуткой – дурацкой, обидной, но шуткой. Сегодня же Первое апреля, День дурака, праздник розыгрышей. Не может быть, чтобы такая из ряда вон выходящая чушь происходила всерьез. Но нас и в самом деле волокли в ближайший милицейский участок!