Где-нибудь в другом месте я бы заявил о своей почтительной симпатии к Барлоу и его единомышленникам, относящимся к числу наиболее креативных, эксцентричных и динамичных представителей данной цивилизации, независимо оттого, подключены они к Интернету или же нет. В самом деле, их основные инстинкты представляются верными: Сеть действительно олицетворяет собой весьма значительное расширение рамок человеческой свободы с потенциалом преобразования, который стоит того, чтобы его защищать. Но – увы! – я бы посчитал их добродетельную риторику более убедительной, если бы ими были признаны два наиболее существенных факта: Соединенные Штаты и западная цивилизация в целом в настоящее время довольно-таки свободны (по крайней мере, в сравнении с любым другим из известных человеческих сообществ); наши институты, по-видимому, весьма благожелательно воспринимают процесс развития и распространения того нового, что объединено понятием «Сеть». Действительно, это новое орудие суверенных индивидуумов в борьбе за независимость является столь же символическим для нашей новой культуры, что и сам Барлоу – величественно непокорный и почти полностью неподконтрольный. Получение ответа на вопрос, почему же все-таки возникла Сеть и почему она столь органично вписалась в уже существовавшую у нас культуру, – необходимое условие для того, чтобы выступать в ее защиту.

Само собой разумеется, Барлоу и компания (к примеру, так называемые киберпанки) ведут себя так, словно их подготовкой к этой роли занимались несколько поколений американской пропагандистской машины. Если припомнить наиболее популярные кинофильмы и романы за последние сорок лет, непременно обнаружится одна объединяющая их тема, одна общая мысль, пронизывающая почти каждый сюжет: тема подозрения в отношении к власти. В самом деле, вам едва ли удастся назвать полдюжины первоклассных картин, в которых хотя бы одна крупная корпоративная или правительственная организация изображалась в качестве честно и добросовестно выполняющей свою работу. Наоборот, в большинстве случаев государственные институты выступают воплощением зла, поскольку такой подход позволяет голливудским режиссерам облегчить свою задачу подвергать главных героев опасностям на протяжении всех девяноста минут фильма.

Не сомневайтесь, я в принципе отношусь к этому мифу (подозрение по отношению к властям) положительно, в противоположность идее «Мы – великие / Не сомневайтесь в старших», проповедовавшейся культурой прошлого. В «The Transparent Society» (1998 [ «Прозрачное общество»]) я обсуждаю вопрос о том, каким образом определенное сочетание факторов влияния – внушения антиавторитарных идей, широкого образования и восхитительного эндорфинного[2] опьянения самодовольством – может поспособствовать созданию первой в мире высокоэффективной социальной иммунной системы, обеспечивающей защиту от тирании и заблуждений. Эта новая система, дающая волю миллионам блестящих, пытливых молодых умов, чтобы они направили свой острый критицизм против любой элиты, – быть может, наша единственная надежда на последующее процветание в долгосрочной перспективе.

Тем не менее мало приятного будет в том, если лишь немногие из этих разгневанных иммунных «клеток» решатся повременить с упоминанием или признанием того, что они определились в своем отношении к власти с младых ногтей. Похоже, они совершенно не чувствуют предельной пикантности ситуации: будучи подготовленными к роли бунтарей и повстанцев, они стараются использовать свои обвинения в качестве средства, подтверждающего жизнеспособность всей той системы, которую они обличают! Отсутствие перспективы оказывается особенно ощутимым, и поэтому многие киберпанки фокусируют весь свой гнев лишь на одном внушающем опасность центре власти – правительстве, оставляя без внимания или игнорируя другие зловещие средоточия власти. Действительно, любая элита, располагающая таким фантастическим количеством пушек и тюрем, заслуживает того, чтобы стать объектом самого тщательного изучения. (И чем глубже будет такой анализ, тем лучше!) Однако на современном Западе вовсе не правительства, а макрокоммерческие интересы грозят отчуждением огромных областей киберпространства. Мне было бы легче, если бы самозваные защитники Интернета возложили на себя ответственность за охрану всех без исключения участков «фронтира»