Многие из нас не осознают того факта, что последние 400 лет суть весьма специфический период мировой истории. Скорость, с какой происходили изменения в эти столетия, не имеет прецедентов в былой истории, как и сама природа этих изменений. Отчасти это результат нарастания коммуникации, но также следствие возросшего господства человека над природой (на крошечной планете вроде Земли это может обернуться в конце концов длительной рабской зависимостью от природы). Ведь чем больше мы берем от мира, тем меньше ему оставляем, и в конечном счете нам придется оплачивать наши долги, причем в тот самый миг, который может оказаться исключительно неподходящим с точки зрения обеспечения нашего выживания. Мы являемся рабами наших технических улучшений и не в состоянии возвратить нынешнюю ферму в Нью-Гемпшире к натуральному хозяйству 1800-х годов – с тем же успехом мы могли бы, скажем, попытаться добавить еще один локоть к руке или, что даже точнее, изъять существующий. Мы настолько радикально изменили нашу среду, что теперь должны изменить себя, чтобы выжить в этой новой среде. Мы больше не можем жить в старой среде. Прогресс не только порождает новые возможности для будущего, но и ставит новые ограничения. Кажется, будто сам прогресс и наша схватка с возрастанием энтропии должны неизбежно оборваться на пути к гибели, с которого мы стараемся сойти. Но это пессимистическое воззрение обусловлено только нашими слепотой и бездействием; я убежден, что, стоит нам осознать новые потребности, вызванные новыми условиями жизни, и научиться пользоваться оказавшимися в нашем распоряжении новыми средствами удовлетворения этих потребностей, пройдет, возможно, очень много времени, прежде чем исчезнут наша цивилизация и вся человеческая раса (а они неизбежно исчезнут, ибо любой из нас рождается на свет для того, чтобы умереть). Впрочем, перспектива полной гибели не должна повергать в беспросветное уныние, и это одинаково верно для цивилизации, для человеческой расы и для любых индивидуумов, ее представляющих. Не исключено, что мы найдем в себе мужество без страха встретить гибель нашей цивилизации, как находим мужество принять неизбежность личной смерти. Простая вера в прогресс диктуется не силой, но смирением, то есть слабостью.

Некоторые типы машин и некоторые живые организмы – в особенности высшие виды живых организмов – способны, как мы видели, изменять свое поведение на основе прошлого опыта ради достижения специфических антиэнтропийных целей. У этих высших форм коммуникативных организмов среда, трактуемая как прошлый опыт индивидуума, может видоизменять образцы их поведения, превращая последние в такие, которые, в том или ином отношении, окажутся более эффективными в будущем взаимодействии с внешней средой. Иными словами, организм не тождественен «часовой» монаде Лейбница с ее предустановленной вселенской гармонией; на самом деле он стремится к обретению нового равновесия со Вселенной и с ее будущими контингенциями. Настоящее организма отличается от его прошлого, а будущее отличается от настоящего. В живом организме, как и во Вселенной в целом, точное повторение абсолютно невозможно.

Работы доктора У. Росса Эшби, вероятно, являются величайшим современным вкладом в этот вопрос в той мере, в какой речь идет об аналогиях между живыми организмами и машинами. Обучение, подобно более примитивным формам обратной связи, есть процесс, воспринимающий будущее и прошлое по-разному. Сама концепция предположительно целеустремленного организма, будь то механический, биологический или социальный организм, схожа с идеей стрелы, летящей в определенном направлении в потоке времени, а не с идеей линейного отрезка, обращенного в обе стороны, то есть как бы идущего в любом направлении. Существо, которое обучается, – это не мифическая амфисбена