– Значит, в ближайшее время следует ожидать совсем других гостей, – сказала Мелета.

Чувствуя боль во всём теле, Мирон встал и подхватил с пола рубашку. Натянул, застегнул пуговицы, сверху накинул пиджак…

Выдернув из розетки толстую пуповину коннектора, обернул его вокруг модуля, а модуль вновь примотал к телу скотчем, найденным в ванной. Надо будет купить какой-нибудь рюкзачок… А пока – так надёжнее всего.

Если придётся убегать, то руки должны быть свободны.

– Надевай парадный костюм, братишка, – пробормотал он конструкту. – Мы идём на прогулку.

У всякого порядочного здания в Японии имеется чёрный ход и пожарная лестница – на случай землетрясения.

Мелета показала ему чертеж отеля, открыла пару-тройку электронных замков, и через пять минут он уже стоял в узком переулке, среди мусорных контейнеров.

По пути Мирон заглянул в комнаты для персонала: оставил костюм из умной ткани в чьём-то шкафчике, позаимствовав из него джинсы, футболку и желто-зеленую куртку "Леванга Хоккайдо" с такой же бейсболкой.

Джинсы и рукава куртки были коротки, но хотя бы не безбожно малы. И они были чистыми.

"Все за вами следят", – сказал Усикава. Значит то, что он в Японии – уже не тайна.

Тем лучше, думал Мирон, шагая прочь от отеля. Руки в карманах куртки, козырёк низко надвинут на глаза, нижнюю часть лица скрывает маска… Тысячи таких же молодых людей наводняют улицы Гиндзы.

"Все на кого-то работают", – слова того же Усикавы. Тем лучше. Значит, здесь – совсем, как дома. Никому нельзя верить…

– Мелета, я хочу потеряться, – сказал Мирон. – Хочу запутать следы так, чтобы никто не знал, где я.

– Принято. План готов. Слева магазин со сквозным выходом.

– Понял.

И понеслась…

Он мало что запомнил из того похода. Магазины – в некоторых пахло приятно, в других – так, что хотелось сблевать. Мелькали засахаренные фрукты, рыбьи потроха, зазубренные, бледно-розовые клешни крабов, пряди морской капусты – как волосы утопленника; диковинные овощи, похожие на лысые головы с пучком волос на макушке…

Потом стало легче: пошли корешки книг, старинные медальоны на эмали, древние материнские платы и совсем уж архаичные транзисторы с длинными, как у паучков, проволочными ножками.

– Галерея Гиндза, – шептал в голове голос Мелеты. – Напоминает рынок Портобелло в Лондоне.

Бескрайнее столпотворение витрин. Ступень торговой эволюции, воплотившая парадигму новой урбанистической реальности Токио…

Гоми, – думал Мирон. – Раньше японцы использовали мусор в качестве строительного материала для островов – тесное жизненное пространство всё время требовало расширения. Но теперь, с появлением гигантских зданий-подсолнухов, роботизированных Ульев – в его родную Рязань технология сот-коробок пришла именно отсюда – проблема нехватки места исчезла сама собой. И Японцы с новой, неизвестной ранее одержимостью, принялись коллекционировать гоми.

Заколки для волос в виде хризантем, пряжки для ремней, коробочки для бэнто, никелированные логотипы компаний, картинки из манги и комиксов – мультяшные физиономии Наруто, Сон Гоку, Сакуры и Лелуш, вперемешку с портретами Супермена и Бэтмена; шариковые ручки и бензиновые зажигалки…

У Мирона рябило в глазах, а голова кружилась от незнакомых запахов. Трудно было продираться сквозь все эти безымянные неоновые улицы. Моросящий дождь смягчал сюрреалистических размеров и чёткости экраны, с которых рвалась реклама всех известных форм и расцветок.

Мирон усмехнулся, японцы знали толк в главном: сделай что-то достаточно большим, и это будет выглядеть клёво.

– Якитори! Якитори! – пронзительный крик старухи-лоточницы предварял волну аппетитного аромата жареной курицы.