– Ой-ё-ёй, – старательно пискнул Пушкин, – Есть прямо середины двадцатого века, прям сразу после революции. Какие редкие гарнцы. Кунсткамеру с братиком грабанули?

Хлестов оскалил зубы, но из-за шрама улыбка больше напоминала предсмертную гримасу.

– Сейчас маг одиннадцатого с половиной уровня покажет класс, – благоговейно выдал Пятый Азеф.

Все, словно по команде, отступили на несколько шагов назад. А проклятие почуяло исходящую из ящика угрозу, подобралось и потеряло всякие остатки прозрачности. Только под куполом замелькали кислотные точки спор. А расплавленные лужи слизи на асфальте поползли обратно к пузырю.

– Ничего не выходит, – задёргался Пушкин, сжимая плечо. – Она не работает, только моих угробят.

– Терпи, должна заработать.

Хлестов надел очки с толстыми линзами, натянул длинную перчатку из воловьей кожи и выдернул один из сосудов. Свист резанул по ушам. На пыльной поверхности едва держалась выцветшая этикетка с расплывшимися буквами.

– Точно аннигилирует…

– Не справится, поможем! – уверил Пятый Азеф.

Как только гарнец освободился от специальных зажимов в чёрном ящике, внутри трёхслойного хрусталя заклубилась грозовая туча. Молнии бились рваными росчерками и в их отсветах крутился уродливый силуэт, отдалённо напоминающий человека.

– На Хлестова похож, – проскрипел Пушкин.

– Один в один, тоже весь высох как мумия. Только глаза давно потеряли цвет, одна плазма осталась. Думаю, ему лет пять-десять максимум.

– Гонишь?

– Если бы, – вздохнул Пятый Азеф. – С двенадцатой ступенью ещё и не такую дрянь увидишь.

– Заткнитесь! – разъярённо запищал Хлестов.

Он никак не мог сосредоточиться, поэтому махнул рукой, собирая всех на построение. МСБшники начали окружать пузырь цепью, взялись за руки и закрыли глаза. Сначала тишину сбивала лишь трескотня ламп накаливания в фонарных столбах, но скоро гул стал прорываться из-под земли. Асфальт потерял плотность, истончился и растаял, обнажив сияющее исподнее города. Подземелья едва вмещали толстые трубы энерговодов, разбегающиеся во все стороны насколько хватало глаз. Гудение поднималось. Вливалось в ступни магов. Текло вверх по ногам. Смешивалось с их кровью. Насыщало её всепоглощающей силой. Их тела засветились даже через старомодные балахоны. Тогда торжественный рокот вырвался наружу. Плотно сомкнутые губы раздались и гортанное гудение заполнило улицу. Энергия от круга потекла к заклинателю.

Пушкин даже на секунду зажмурился.

– Может и получится.

– Надежда мрёт, но не сдаётся, – буркнул в ответ Пятый Азеф.

Он прикрылся рукой от яркого сияния, стараясь не отводить взгляд от тёмной стены безликого человейника. Магия, завязанная на жертвоприношении, всегда вызывала у него дурноту. Такое лучше не поминать, чтобы не накликать того, с чем не хочешь встретиться.

Выстроившиеся цепью МСБшники продолжали свой распев, так энергия насыщалась их отношением и должна была стать ещё мощнее. На самой низкой тягучей ноте, не размыкая цепи, они подняли руки вверх. Хлестов, сжимая перед грудью гарнец, вошёл в круг и начал отпирать охранные чары. В ушах загрохотал непереносимый скрежет, так что Пятый Азеф зажал их руками. Магические печати крошились, отдаваясь болезненной дрожью в мышцах. На невидимый асфальт посыпались разноцветные искры.

– Ведун деревенский. Понапокупают одиннадцатые с половиной уровни, – морщась, заворчал Пушкин. – Мягче, надо практиковать такие вещи. На фронте бы быстро научили.

Обжигающие глаза молнии из трёхслойного сосуда отражались в очках. Толстые стёкла постоянно запотевали, и Хлестову приходилось вытирать их боковиной левой перчатки. Его и без того перекошенное лицо окончательно потеряло естественные пропорции. Казалось, что даже через сакральный хрусталь доносятся потусторонние завывания почившего много лет назад вражеского колдуна. Его провели через ритуал развоплощения, оставив связи с ЭНЕРгетическим ПОЛем Земли, поэтому даже после фактической смерти он продолжал накапливать энергию. Только рамки тела уже не ограничивали её количество. Последние печати пали, и крышка гарнеца закрутилась по резьбе.