Спустя некоторое время была получена информация, что Налим, не найдя взрывчатки, выбросил корпусы своих «самоделок», и «хобби» его на этом закончилось. Это было воспринято с облегчением в стенах КГБ, но вовсе не означало, что «возмутитель спокойствия» перед отъездом за океан не выкинет очередной фортель.

Освальд, получив в декабре 1961 года согласие советской стороны на выезд, фактически сменил «противника» и все взоры теперь обратил на американскую сторону.

Главной и повседневной его заботой становится выколачивание у властей США разрешения на въезд в страну для жены. Одновременно он старается обеспечить финансовую сторону заокеанского вояжа путем получения субсидий уже от американского Красного Креста, какой-либо международной организации помощи иммигрантам (хотя таковым не является) или, на худой конец, займа у посольства США. Все это выражается в интенсивной переписке с родственниками в США, в первую очередь с матерью, и с американским посольством в Москве.

В этот период вновь проявляется характерная черта его личности: он как бы выступает на арене одновременно в двух лицах – как тореро и как бык. Размахивая перед собой какой-то своей целью, как красным плащом, он сам же неудержимо рвется к ней, мобилизовав все силы, не останавливаясь ни перед чем.

В феврале в семье Освальда появляется пополнение: 15-го числа Марина родила дочку, которую назвали Джун. Теперь Освальд не так рьяно торопится с отъездом. Он даже пишет брату Роберту, что, раз зима прошла, он «на самом деле… не хотел бы уехать до начала осени, потому что весна и лето… (в России) так хороши» (ОКУ. Прил. 13. С. 713). Но активную переписку с посольством в Москве по вопросу оплаты его транспортных расходов при возвращении в США он продолжает вплоть до отъезда.

В апреле Освальд уходит в очередной отпуск. Перед этим он высказывал намерение куда-нибудь съездить, в частности говорил о Вильнюсе, поскольку «это недалеко и недорого», но так никуда и не поехал. Несмотря на изменившееся семейное положение и появление ребенка, он не меняет своих привычек и образа жизни. Время проводит на вечерах в Мединституте, Институте народного хозяйства, университете, куда ходит без жены, посещает своих знакомых в общежитии Иняза, приносит туда американские журналы и оставляет их для чтения. Продолжает устанавливать новые знакомства с девушками, в основном студентками. Из США от родственников в этот период он получает литературу, в основном художественную фантастику.

Что касается семейной жизни, то уже спустя несколько месяцев после женитьбы у Освальда стали проявляться черты крайнего эгоизма в отношениях с женой. Например, как-то, будучи беременной, Марина попросила Освальда открыть окно, сказав, что ей душно. В ответ тот возразил, что ему холодно, и, как его жена ни упрашивала, настоял на своем. Он был очень придирчив к приготовляемой пище и требовал, чтобы готовились только те блюда, которые нравились ему. Не дай бог если Марина задерживалась со стиркой белья – немедленно следовал выговор. Все чаще в семье происходили ссоры. Так продолжалось до самого отъезда в США.

Еще в марте Освальд весьма заинтересовался заметкой в «Известиях» о допросе Пауэрса после его возвращения в Америку. Он внимательно прочитал ее, а затем интересовался у своих друзей, не было ли в газете «Известия» еще каких-либо сообщений о дальнейшей судьбе Пауэрса, и собирался следить за этим по передачам «Голоса Америки». Очевидно, он как-то увязывал свою судьбу с историей пилота Пауэрса и беспокоился о последствиях в США, ведь он, как известно, должен был знать что-то о полетах У-2.