Пока я витала в мыслях о работорговцах и о том, насколько далеко они могут зайти в причинении вреда здоровью, орионец-хозяин и тот человек, что проводил со мной манипуляции, что-то обсудили, посмеялись, и последний вышел. Только тогда орионец снова обратил на меня внимание и, склонившись, протянул:

— Глупо тратить на тебя обезболивающее: вы, центы, выносливые. Это правда, что у вас не остается шрамов?

— Ублюдок, — процедила я.

— Да, я ублюдок, — согласился он. — Но удачливый ублюдок. Знаешь, что у тебя под кожей? Имплант. Через пару часов он уйдет глубоко в ткани, туда, откуда достать его сможет только специалист, да и то если постарается. Мы такие импланты всем рабам ставим перед продажей. Тебе с ним не сбежать и не скрыться. Это товарный штрихкод, метка раба.

Работорговец коснулся пальцами крови на моем животе и начал выводить узоры.

Если он садист, то дела мои плохи… К моему большому облегчению, мужчина убрал руку. Пока я переводила дыхание, он отстранился и дал гибриду несколько указаний на неизвестном мне наречии с обилием согласных. Гибрид ответил что-то, и орионец вышел.

Убедившись, что мы остались одни, я заставила себе сосредоточиться на главном. У меня есть шанс спастись: как можно скорее установить с гибридом эмпатическую связь и взять его под контроль.

Первым делом я постаралась успокоиться и сконцентрироваться. Эмпатическими приемами я не пользовалась уже давно, поэтому далеко не сразу мне удалось настроиться на нужный лад; к тому же испуг и физическая боль не самые лучшие помощники в этом деле. Но сколько я ни пыталась подобраться к гибриду с помощью эмпатии, ничего у меня не выходило. Вероятно, все дело в том, что гибрид спокоен, а для установления связи нужен телесный или зрительный контакт и яркая эмоция-ключ.

— Эй, — обратилась я к гибриду. — У меня кровь, разрез плохо зашили. Или позови кого-то на помощь, или сам что-то сделай.

Гибрид в два шага преодолел разделяющее нас расстояние и наклонился, чтобы оценить масштабы проблемы. Как я и предполагала, он коснулся моего живота. Телесный контакт делу поспособствовал, и эмпатическая связь установилась; я сумела различить слабое раздражение гибрида и многократно усилила это раздражение. Любая сильная эмоция – это лазейка для меня. Я так старалась раздуть из его раздражения нечто более сильное, что пропустила пограничный момент, и меня затянуло в его внутренний мир; дальше разбираться с эмоциями я не стала и просто внушила желание освободить меня сейчас же. Увы, я слишком поспешила, и гибрид понял, что я каким-то образом воздействовала на него; его здоровая лапища сомкнулась на моей шее, сдавила.

Наши лица почти соприкоснулись, а эмпатическая связь пропала. Гибрид долго смотрел на меня, потом разжал лапу, и я глубоко вдохнула, набирая воздух в легкие. Пока я старалась отдышаться и упорядочить сумятицу мыслей, он отошел к столу, стал открывать панели, искать что-то. Найдя искомое, гибрид вернулся ко мне. Я ощутила холод стали на животе и вздрогнула от вспышки яркой боли в животе: гад распорол свежие швы и проник длинным пальцем в рану. Обездвиженная ремнями, я лишь слабо ахнула… Мне случалось переживать боль куда более пронзительную – от того же парализатора, например – но разряд парализатора никак нельзя сравнить с тем, когда в твоих внутренностях шарят пальцем!

— Ты… убьешь… меня? — выдавила я, вся мокрая от пота.

— Нет, — ответил гибрид, вынул палец из моего живота и показал мне нечто маленькое. — Имплант.

Не дав мне толком посмотреть на имплант, он сунул его куда-то себе в карман, взял бинты и небрежно заткнул рану на моем животе; вряд ли это может остановить кровь. Ничего не понимающая, мучимая болью, я прикрыла глаза. Пока я думала о кошмарности происходящего и готовилась к смерти от потери крови, гибрид сделал мне укол в бедро. Укол, надо сказать, тоже оказался весьма болезненным – я почувствовала его даже на фоне боли в животе.