Дождь стремительно зашелестел по листьям, дороге, разбитым фонарям и ещё не высохшей земле. Он нарастал, превращаясь в водопад. Казалось, вся природа вторила чувствам маленькой девочки. Она сидела совершенно неподвижно, словно брошенная и давно наскучившая своей хозяйке кукла, отдавая этому парку всю боль, что так долго копилась внутри.
Свинцовые серые капли прорывались сквозь ветки и дубовые листья, голова Кэти становилась сырой и тяжёлой, такой же, как и пропитанные отчаянием мысли. Ей больше ничего не хотелось: ни домой, ни уж тем более в школу. Единственным её желанием было – остаться здесь навсегда.
– Да чтоб вы подавились своими булками! – истошно закричала Кэти давно сбежавшему от неё обидчику, с отвращением представляя, как Томас вместе с Джимом наслаждаются выпечкой в местной пекарне.
Никогда ещё прежде она не была настолько сердита и уязвлена – словно последнее звено цепи, удержавшей её от своей истинной сути, внезапно дало трещину.
Слёзы девочки стихли вместе с дождём. Следы от капель покрывали порванную клетчатую юбку и забрызганные грязью белые гольфы, по краям которых ещё виднелись жёлтые колокольчики с красными лентами.
На мгновение Кэти задумалась, откуда взялись такие гольфы. Неужели матушка купила их для неё? Она долго перебирала в голове варианты, пока лёгкий озноб не прервал поток этих мыслей. Возвращаться домой ей совсем не хотелось. Впереди были выходные дни, а значит, готовиться к школе было не нужно. К тому же Кэти знала, что каждую пятницу Годри до самой глубокой ночи празднует с друзьями окончание рабочей недели и не заметит отсутствия дочери, а Розалинда ещё с утра предупредила о срочном отъезде, кинув своё обычное: «По делам».
Недолго думая, девочка достала из рюкзака старую спортивную форму, такую же серую, как и школьная, небрежно смахнула влагу с лавочки и легла на её холодную поверхность, положив под голову штаны, а ноги укутала кофтой.
Так она проспала несколько часов, а когда открыла глаза, то увидела, что было уже раннее утро. Далеко над горизонтом не спеша поднималось солнце, разрезая ночную тьму золотыми лучами, а капли дождя, рассыпанные по всему парку, поблёскивали в полумраке, подмигивая девочке. Ещё одна ночь уступала новому дню свои законные права, и вся природа вокруг пробуждалась, приветствуя Кэти ласковым щебетанием зелёных пеночек1.
К своему удивлению, она совсем не замёрзла. Сладко потянувшись, девочка села. Внезапно что-то тяжёлое скользнуло вниз по хрупким коленям, заставив обратить на себя всё внимание.
Ноги Кэти покрывала толстая грубая шкура размером в два её роста. От такой неожиданности она слегка испугалась и, отклонившись, нащупала рукой нечто бумажное. Это был плотный тёмно-зелёный конверт, на котором золотыми чернилами и каллиграфическим почерком было написано имя девочки. Никогда прежде ей не доводилось видеть подобных конвертов, да ещё и с такой дивной надписью.
На секунду она призадумалась и нерешительно поднесла указательный палец ко рту, совершенно ничего не понимая. Кэти опасливо огляделась, но никого не увидела, ни единой живой души. Закусив губу, она очень неторопливо протянулась к любопытному конверту, словно боялась, что он ужалит ей руку. Преодолевая волнение, девочка наконец-то открыла письмо, и в её руках оказалась жёлтая папирусная бумага, на которой виднелись всего несколько слов с загадочным адресом.
«Три мага», площадь Седого Филиппа, дом 9.
За десять лет жизни в Брезене она никогда не слышала о подобном месте. Всё это выглядело немного странно и даже подозрительно, но человек, что оставил письмо, явно был очень добр, отчего у Кэти родилось сильное желание отблагодарить незнакомца за заботу и вернуть ему меховое одеяло.