«Налево или направо?» – подумал Кэнто, вспоминая, как лучше пройти к святилищу. Он не был там ни разу, хотя жил неподалёку. Он отчего-то избегал святилищ и буддийских храмов и теперь с удивлением спрашивал себя о причине. «Если всё это глупость, то и плохого не будет. А если от них есть какое-нибудь влияние, то сейчас (именно сейчас!) оно будет мне кстати. Надо максимально подготовиться».

Перед тории17 стояла женщина. Тёмную охру ткани её кимоно украшали хризантемы: бежевые, серебристо-серые, цвета маття. Кроме хризантем были другие цветы, которых Кэнто не узнавал. Край светлого дзюбана18 выглядывал из-под подола очень изящно, косой линией.

Кэнто подошёл к воротам и остановился, поравнявшись с ней.

– Добрый день, – произнёс он, кланяясь. Обычно Кэнто лишь кивал в таких случаях, но близость храма и утончённый наряд незнакомки будто заставляли его соблюдать подобающий уровень.

– Добрый день, – ответила незнакомка чистым невысоким голосом. На вид ей было немного за тридцать. Правильные черты лица, узкие глаза, выглядящие не то обиженными, не то смеющимися, белая кожа, маленький рот. «Она красива, но такая красота не в моём вкусе, – подумал Кэнто. – Это устарело. Такая красота устарела».

– Вы сюда за удачей? – продолжила женщина.

– За удачей, – ответил Кэнто.

– Сегодня хороший день, чтобы повесить эма19 на удачу.

– Да? Это замечательно.

– Вот, возьмите. Они не продают сегодня. А воскресенье – самый счастливый день, – она протянула Кэнто пустую дощечку. Он взял неровный пятиугольник с отверстием, посмотрел на иероглифы, написанные внизу красной краской: 苦心惨憺20, «проходить через тяжести и испытания».

– Это подходит для удачи? – удивлённо спросил Кэнто.

– Удача приходит через преодоление, – с лёгкой благородной улыбкой ответила женщина в кимоно. Кэнто кивнул:

– Спасибо вам.

– Спасибо вам, что пришли сегодня, – ответила она. – Скоро ударит мороз. А вы увидели золото, пока оно не пало на землю.

– Простите? – не понял Кэнто.

Правый рукав кимоно едва заметно качнулся:

– Гинкго.

Впереди них над изгибами тёмно-зелёной крыши святилища возвышалось старое раскидистое дерево. Листья его сияли самым ярким и чистым осенним золотом, и Кэнто впервые почувствовал красоту этого благородного цвета.

– Когда ударит мороз, все листья опадут за несколько часов. Может быть, в один час.

Кэнто кивнул. Он продолжал смотреть на великана. За кроной дерева ухаживали, и лучший вид был наверняка отсюда: с каменной лестницы, проходящей через ворота. Кэнто захотелось подойти и потрогать серый ствол с грубой корой. Он обернулся, чтобы попрощаться, но женщина уже тихо удалялась от него. Она перешла через дорогу, свернула за угол и вскоре скрылась за стеной бело-серого здания из бетона, нелепо смотревшегося рядом со святилищем. Кэнто пошёл вверх по ступеням.

Рядом с деревом стояла пустая скамья. Людей нигде не было видно, святилище тоже казалось отсюда пустым. Всё аккуратно, всё прибрано. На каменной дорожке ни листика, ни соринки. «Как дома сегодня утром», – вспомнил Кэнто своё пробуждение. Он повесил табличку рядом с другими. Написать пожелание было нечем, и он произнёс его про себя, шевеля губами. Ещё раз взглянув на гинкго и раздумав к нему подходить, он засунул руки в карманы и сбежал по лестнице.

На перекрёстке перед ним остановилась машина, и через опущенное стекло донеслось:

– Кэн! Хасэгава!

Это был голос Дзюбэя, вместе с которым он учился, а после бросил школу и работал на станции.

– Привет, – махнул ему Кэнто.

– Подвезти?

– Валяй. Мне к банку.

– О-го-го, Хасэгава крутит большие дела?

– Маленькие, – ответил Кэнто, захлопывая дверь. – Кстати, сколько времени? Вчера напился, остановились, – сказал он, отстёгивая браслет.