– Тюльпаны, – сказал, проходя, отец мертвой девочки. – Такие слова говорила! – и снова ушел, и из соседней комнаты донеслось его краткое рыдание.
На Елену все это произвело тягостное впечатление. Надо было развеяться. И она ушла к ларькам, где наскоро познакомилась с покупающим пиво курсантиком.
Вернулась поздно. Зажигая конфорку, уронила спички. К счастью, не на плиту. Наклонилась – и стукнулась головой о ручку духовки. Отец уже стоял рядом, смотрел сверху вниз.
– Ну как, поддержала подругу? – в голосе его слышалось что-то нехорошее.
– Да, поддержала.
– А за кого это ты у ларьков подержалась?
Кто ему сказал? Сам видел? Елена ушла в несознанку, устроила скандал – Ах, ей не верят! В этой семье ее убивают недоверием! – плакала и билась в конвульсиях. Отец не понимал. Так и не поверил, что у вечера было первое отделение, а ведь это такое понятное объединение тем – смерти и любви. Любви.
Своих маленьких любовей она не узнавала назавтра, большие помнила хорошо, пока их не набралось до десятка. Антон был из очень больших – за метр девяносто, они любили друг друга уже год с верхом. Крупность Антона сказывалась во всем. Дорогу он переходил тогда и там, где ему было нужно. Просто поднимал правую руку, как Медный всадник, и останавливал любой автомобильный поток. Когда начинал пить, удержу не знал никакого. Рушил, если дело было в кафе, на своем пути столы и витрины, сметал охранников. Елена смотрела на него как на эпического героя. Былинный богатырь писал диссертацию по древнерусскому праву, вглядывался своими татарскими глазами окружающим прямо в лица и похищал половчанок. Половчанка – это я. Елену он не ревновал ни к кому: считал себя несравненным. Потом, когда она уйдет от Антона и впервые выйдет замуж, он будет сторожить ее у подъезда, пробьет в жилье молодоженов на первом этаже ударом кулака стеклопакет, разбросает подоспевших полицейских и заплачет у них на руках.
Но это когда еще будет, а пока Елена тенью скользнула по коридорному колену. Хорошо, что нашлось время побыть с неутомимым Витьком: Антон в университете, а у нее работы сегодня не предвиделось.
Еще живя дома, она задружилась с одним криминальным иностранцем. С одним? С одним, который этот. Тот лет двенадцать назад приехал в Петербург в поисках бизнес-удачи и поначалу преуспел. Возможности открывались фантастические: итальянская фамилия и американский паспорт позволяли входить в серьезные кабинеты, присасываться к лопающимся проектам, консультировать и даже читать лекции на экономические темы. Он входил, присасывался, консультировал и читал. Постепенно его перестали приглашать читать, присасываться становилось все трудней, но входить и консультировать еще было можно, к тому же он обзавелся здесь немаленьким хозяйством, которым надо было управлять. Его угловая штаб-квартира располагалась недалеко от Петропавловки, с одной стороны в окна били похожие на боеголовки минареты, а с другой по ночам сводили и разводили мост. У иностранца Елена проводила много времени, выполняя самые разные поручения: убирала, готовила (последнему ее учил сам патрон), выполняла функции курьера, торгового агента, если надо – обслуживала важных клиентов в качестве эскорта, даже вела экскурсии, не умея отличить ампир от эклектики и едва ли подозревая, что Росси и Растрелли не один и тот же человек. Иностранец проникся к Елене лучшими чувствами, то есть ценил ее, искренне желал добра, а пока что учил добром торговать – от билетов на эксклюзивные вечеринки до пятен под застройку.