Немецкие женщины, на мой взгляд, чаще блистают прекрасной, спортивной фигурой, нежели привлекательной внешностью. Ренату природа щедро наделила и тем, и другим. При наших встречах я обращал внимание, что на ней часто и надолго останавливались откровенные взгляды мужчин. Да, Рената в самом деле была воплощением основного инстинкта человечества, хотя иногда это ее основательно бесило.

В разгар очередной нашей ссоры с Ренатой подошел к концу срок моего пребывания в Германии. Я вернулся в Москву, готовясь начать профессиональную карьеру.

Столицу СССР нельзя было узнать, еще меньше походил на себя наш Комитет, сотрудники которого вдруг разделились на консерваторов и либералов. Впрочем, этими условными именами они были обязаны распоясавшимся представителям свободной прессы, ставшими на короткий период подлинными хозяевами жизни, настоящей четвертой властью.

В условиях полной неразберихи меня отфутболивали из отдела в отдел, так и не решив, что со мной делать.

Я пытался, используя возможности нашей организации, найти следы Наталии – «Гуниллы», но безуспешно, а когда моя непомерная активность была замечена, меня вызвали к начальству и посоветовали навсегда забыть увлечения прошлых лет. Но даже при этом я, ни на минуту, не сожалел о своем выборе будущего, – слишком бесценным был опыт, приобретенный за годы обучения в «школе».

В Москве продержался я до дня путча ГКЧП и, не дожидаясь развязки противостояния, уехал в Баку, полагая, что с моим «багажом» знаний и практики легко найду себе применение на родине.

Действительно, не прошло и нескольких дней после прилета из Москвы, как мне позвонили и предложили встретиться в известном на весь город здании, расположенном побоку Дворца имени железного Феликса.

Я попросился в аналитический отдел, который занимался всем понемножку. Очень скоро я стал делать карьеру в условиях, когда стремительно сменилось три четверти состава работников конторы, как иносказательно называли знаменитое учреждение в народе. Некогда полузакрытое для национальных кадров учреждение бросило в другую крайность, что сразу же отразилось на уровне профессионализма и моральной чистоплотности.

Республики Союза жили в ожидании предстоящей независимости, и все-таки мало кто, даже из умудренных политиков, предполагал, что это произойдет так быстро и вульгарно. Даже руководство Азербайджана полностью потеряло ориентацию, став мишенью для нападок как для новых властей России, так и для вторично набирающего силу после кровавых событий января 1990 года Народного фронта.

Захват Народным фронтом власти, казалось мне, был полной неожиданностью для нашей организации, однако теперь я думаю совершенно иначе. Практически во всех бывших республиках, кроме некоторых среднеазиатских, какая-то невидимая, но неодолимая сила свергала власть советской партноменклатуры, учреждая правление народных фронтов и национально-демократических сил. Правление этих новых, лишенных политического опыта, организаций, так же повсеместно, стало коротким прологом к становлению авторитарных режимов, лидеры которых, вопреки своему советскому прошлому, не брезговали прибегать к махровому национализму, неуемному местничеству и клановой политике подбора кадров.

Но до этого, менее чем за год правления, Народный фронт затеял столь опасную игру в скоротечную смену властной элиты, что очень скоро остался практически без союзников, в то время как ситуация в идущей войне с Арменией стала угрожающей для страны. На все, более или менее значительные, государственные и хозяйственно-управленческие должности назначались функционеры «Фронта», лишенные какого бы то ни было опыта. Иногда их назначали первыми заместителями, естественно, с правом решающего голоса, оставленных на время на своих постах старых руководителей, так сказать серьезных ведомств. Пользуясь сложившейся ситуацией, они буквально наводнили государственные структуры своими родственниками и близкими. Не избежало этой участи и наше учреждение, переименованное из Комитета в Министерство национальной безопасности.