Прикончив остатки завтрака, Кель наконец-то решился, взял свою кружку, в которой ещё оставалось пиво, и, сам того не подозревая, сделал первый шаг навстречу судьбе.

***

Первое, на что обратил внимание юноша, когда подошёл поближе, так это то, что перед его будущей знакомой стояла точно такая же кружка, очевидно, наполненная пивом. А сама она, как оказалась, не просто разглядывала свои ладони, а, опёршись на спинку стула, приводила в порядок ногти ножичком. Использовавшийся не по назначению инструмент имел странные размер и форму, отчего Кель пришёл к выводу, что он относился к метательным. Одежду артистка носила такую же, как и лекарь – походную, только более светлых тонов, юноша про себя обозначил их как «кремовые». Но, пожалуй, самым большим различием в одежде этих двоих оказался плащ девушки, который надёжно зашнуровывался на шее, а не застёгивался на пуговицу, как у лекарей.

Приблизившись, юноша обнаружил, что голова девушки была опущена, поэтому, не имея возможности разглядеть лица, он решил больше внимания уделить её рукам и ножику, потому как хоть какой-то свет падал только на них. Как медик он знал, что порой только лишь руки могут сказать о человеке больше, чем лицо и поведение.

На среднем, указательном и большом пальцах левой руки девушки виднелось множество небольших шрамов. Кель решил, что она поранилась, когда училась своему мастерству: «Издержки профессии» – пожав плечами, подытожил про себя юноша. Он не успел разглядеть, имеются ли такие же шрамы на другой руке девушки, зато увидал, что на безымянном пальце каждой руки артистка носила по деревянному кольцу. Единственное, что смог придумать Кель о предназначении настолько неброских украшений, это то, что они как-то помогали в метании ножей.

Казалось, что девушка не обращала на него никакого внимания, увлечённая наведением личной гигиены. Простояв возле стола примерно полминуты и не получив никакой реакции, Кель, наконец, решил обозначиться, поздоровавшись. Но стоило ему только раскрыть рот, артистка его перебила:

– Ну, чего пялишься? Если так понравилась – закажи мой портрет у художника, и любуйся, сколько влезет. – Проворчала она, не отрываясь от своего занятия.

Приветствие, застрявшее в горле у юноши, кажется, каким-то образом создало давление на глаза, так как последние вылезли у него из орбит в ответ на настолько прохладный приём. Ошарашенный, он захлопнул рот, потом снова открыл, но не успел сообразить, что ему на ум пока не пришёл достойный ответ, поэтому снова сомкнул челюсти, и снова открыл, но тут же невольно задумался над тем, что только что услышал, поэтому снова закрыл. Со стороны Кель походил на аквариумную рыбку, поедавшую корм. Он предположил, что было бы лучше дождаться какого-то продолжения от артистки, но та просто продолжала игнорировать юношу. Наконец юный лекарь собрался с мыслями, пришёл в себя, и наконец-то поздоровался:

– Эм-хм. Привет! – Он помахал свободной рукой. – Позволишь присоединиться к тебе за столом?

Изящно встряхнув волосами, девушка подняла голову, и оценивающе взглянула на лекаря полуприкрытыми глазами, взглядом, полным пренебрежения.

Теперь Кель, кажется, догадался, почему она пряталась в самой тёмной части трактира.

Правильной, овальной формы, её лицо выглядело вполне миловидно. Небольшой, кругленький подбородок дополнял прямой, чуть вздёрнутый носик. Губы, однако, были поджаты от недовольства. Брови нахмурены. Взгляд её светло-малахитового глаза выражал лёгкую неприязнь, в то время как местоположение второго закрывала чёрная повязка. Круглый кусочек ткани прикрывал место, где находился правый глаз и небольшую область вокруг него. Держался же он на ленте, шириной в палец, обвивающей голову девушки. Свои волосы она укладывала так, чтобы скрыть повязку, но чёлка плохо справлялась с этой задачей, так как чтобы полностью спрятать сей недостаток, артистке пришлось бы зачесать все свои волосы вперёд, что, несомненно, выглядело бы крайне нелепо. Келю показалось забавным то, что так же, как и одежда, волосы девушки оказались чуть светлее его собственных.