Зеркало явно было обрадовано тем, что тот, в свойственной ему манере, скатился куда-то вниз и больше не нужно было его отражать, ведь как-то это даже стыдно было.


Кебруд, одолжив у кого-то шляпу, возможно даже у хозяина этой шляпы, и возможно даже тот об этом когда-то узнал, походкой победителя отправился к кассе, и, протянув должного рода бумажку, подмигнул кассирше. Затем той же походкой медленно подошёл к Родигеру, и, остановившись рядом с ним, стал поднимать кончики шляпы, закрывающие глаза.

Ещё 2.4083 секунды и Кебруд, с криками присущими разве что жене, узнавшей об измене мужа, и словами: «Скотина, я тебе верил», кинулся на Родигера: одной рукой он душил его, другой щекотал для пущего эффекта. К счастью последнего, охрана, привыкшая к столь пустым беседам, быстро успокоила нападающего, вышвырнув его за дверь, затем вернулась и извинилась за ожидание перед Родигером, после чего вышвырнула и его.


Вообще-то Кебруд не злился, но если бы он не злился, а он не злился, то злился бы Родигер, обвиняя того, кто не злится.

– Эм Пэй? Ты ставил на Эм Пэй? – Повторил Родигер и, в качестве подтверждения ему в лоб прилетел лист бумаги, на котором он в последствии разглядел надпись: «Эм Пэй» и сумму – почти в 19 с половиной тысяч: Кебруд снова не удержался от лишних трат. Правда, прилетела бумага не одна, для такой точности ей потребовался кулак Кебруда.

Родигер посидел чуть-чуть, не многим меньше того времени, которое бы потребовалось, чтобы, сидя на земле, вас бы сочли негостеприимным, затем побежал догонять красный угол ринга.

– Стой! Смотри! Я понял! Если ты ставил правильно, а я сказал то, что было на бумаге, лежавшей на машине времени, то значит, кто-то из нас сегодня или ещё когда послал неверную информацию, всего-то надо, что послать правильную, да и у нас ещё остались деньги, сможем начать сначала!

– Вообще-то я вчера все ставил на Эм Пэй, вышел из дому с машиной времени, получил записку, вернул машину, а записку бросил в почтовую мусорку и победил, странно что сегодня она проиграла.

– Вчера? – Повторил Родигер, – может, я видел старую бумажку и сообщил тебе информацию с неё, но почему никто из нас не послал правильный ответ в прошлое?


Когда же в размышлениях они вернулись к дому, всё стало ясно. На месте почтового ящика красовался чёрный, теперь уже метровый, металлический квадрат, не имеющий никаких кнопок и одним своим видом напоминающий живопись максимально далёкого прошлого.

– Это что? – Медленно спросил Кебруд.

– Очень похоже на твою биографию, – еле выговорил Родигер, судорожно листая краткое руководство пользователя, о котором они оба забыли. Пролистав сборник стихов с 16 по 20 век, он нашёл, что искал – правила пользования морф-машиной.

– Пункт 16. Трансформация осуществляется на время, время зависит от сложности машины и частоты использования, после чего морф-машина не подлежит повторному использованию, максимальное время трансформации – два дня.


– Два дня? Два дня?! – С яростью сокрушался Родигер.

– Это значит один, два, – пояснил Кебруд: он ещё вчера, когда пришёл вечером домой, дабы отправить себе послание на утро, тогда, когда говорил про собаку, хотел получить новое послание, но почему-то оно не пришло, времени на разбирательство не было, ибо друг его уже виднелся вдали, но Родигера это объяснение не устраивало и он дал своё, менее оптимистичное, в своей полной форме настолько менее оптимистичное, что если бы человечество давненько уже не встретило иную жизнь во вселенной, то захотелось бы уединиться, посвящая себя науке, открыть какой-нибудь ещё не открытый космический двигатель, улететь в неизведанный космос, найти инопланетян и уничтожить сначала их, а только затем свою цивилизацию. А может быть даже съесть чьё либо национальное блюдо, но это вряд ли.