– Ну вот и приехали, – неожиданно для меня произнес Кошкин, сбавляя скорость и подводя свой «Ситроен» к обочине.

Я в очередной раз оглянулась – «Москвич» исчез. Ну, будем надеяться, что это было просто совпадение.

Или?..

«Хотя о чем мне особенно беспокоиться? – подумала я, выходя из машины и снова перекинув через плечо свою сумочку со „шпионскими штучками“. – Даже если они нас и выследили, то застать меня врасплох им не удастся. Все-таки я еще чего-то стою. Не потеряла, так сказать, квалификацию».

Александр Александрович направился к большой высокой двери, на которой красовалась полуразмытая надпись – «Дом творчества юных Фрунзенского района». Слово «района» было размыто почти полностью.

Ну да что возьмешь с провинциального заведения?

Я усмехнулась – сколько уже в этом городке живу, а все никак не могу излечиться от своего столичного снобизма. Ну и придумала – «столичный снобизм»…

Я последовала за Кошкиным. Он уже взобрался по ступенькам крыльца и дергал за ручку тяжелую дверь Дома творчества. Дверь не открывалась.

Ах да! Сегодня же воскресенье! Черт возьми!

Кошкин пнул изо всех сил ни в чем не повинную дверь и, сунув руки в карманы, спустился ко мне.

– Выходной же сегодня… Эх, чтоб вас!..

Я отступила на шаг и прищурилась. Вот здорово – когда Александр Александрович злится, он так похож на Чарли Чаплина! Сразу пропадает вся его благообразность, становится особенно заметен маленький рост. Только тросточки ему не хватает и котелка, да вот еще бородка немного мешает. Ему бы усики…

– Эй! Кому там чего надо?! – прервал мои размышления грозный окрик.

Мы с Чапли… фу ты, с Кошкиным обернулись – дверь, не желавшая пропускать Александра Александровича в здание, приоткрылась, и в проеме теперь торчала бритая маленькая голова охранника. На бычьей, впрочем, шее.

– Кто долбился-то? Щас подолблю кому-то!.. – продолжал грозно вопрошать страж.

Кошкин покосился на меня. Его взгляд, казалось, спрашивал: «Справишься?»

Я кивнула.

– Ну, я долбился, – нарочито лениво и негромко, не вынимая рук из карманов, произнес Кошкин.

Лицо охранника перекосила презрительная усмешка. Он открыл дверь уже до конца и вышел на крыльцо. Здоровый такой парень лет двадцати пяти.

– Ты, что ли? Сморчок плюга… – Тут отчего-то он вдруг замолчал и, прищурившись, внимательно посмотрел на Кошкина.

Мой шеф тоже вынул руки из карманов и поменял выражение на своем лице с лениво-задиристого на заинтересованное.

– Александр… Александрович? – неуверенно спросил охранник. – Дядь Сань?

– Ну да, – растерянно ответил Кошкин. – Лешка, это ты, что ли?

– Я-а…

– Лешка это, – недоуменно почесывая кончик носа, обернулся ко мне Кошкин, – племянник мой… Лет пять, наверное, не виделись. Да, Лешка, пять?

– Шесть… С бабкиных поминок.

«Ничего себе племянничек, – подумала я, – а подолбить дядьке-то своему хотел».

– Да вы заходите! – засуетился вдруг племянник Лешка. – Сейчас тут никого нет, посидим.

– Никого нет, говоришь? – Кошкин побежал вверх по ступенькам. – Конечно, посидим, как же – пять лет не виделись. Шесть то есть.

– У меня и поллитровочка есть, – обрадовался племянник, – на другой случай хотел, но ради такого дела…

Родственники обнялись. Лешка, по своим размерам в два раза превосходящий дядю, с силой похлопал того по спине. Отпустил. Кошкин неловко затоптался на месте. Ему очень хотелось поскорее в Дом творчества.

Я тоже поднялась на крыльцо.

– Ого-го! – наконец-то заметил меня кошкинский племянник. – Жена у вас какая! А, дядь Сань? Молоденькая-то?

– Да это не жена, – кашлянув, отозвался Александр Александрович, – это… э-э… моя сотрудница.