После восьмилетки, когда встал вопрос о дальнейшем жизненном пути Вали Фирсова, случилась в их семье очень большая баталия. Крепкий брусчатый дом о пяти окнах по фасаду ходил ходуном и трясся от ора, плача, брани и свиста ремня. Но ни заалевшие звёзды от пряжки на заднице, ни проклятия и опять же мольбы матушки, ни даже угроза отца, что он лишит сына наследства, резону не имели, и Валя от школы-интерната в райцентре отбрыкался наотрез. Пошёл к отцу, который заведовал отделением в колхозе, на конюшню.

Так бы и проробил всю жизнь конюхом, если бы судьба не сдала карты по-своему. То ли потому, что Валя Фирсов был сынком заведующего, то ли потому, что единственный из молодых в деревне не имел комсомольского поручения, а это по тем временам ни в какие ворота не лезло, только вдруг его назначили, как выразился на собрании секретарь комсомольского комитета колхоза, вожаком молодёжи отделения. Это событие переломило судьбу Валентина Васильевича Фирсова, предопределило его будущее и, видимо, конец.

Нахаловка стояла в славном уголке области, на берегу чистой речушки Синявки, окружённая светлыми лесами с просторными полянами. Сюда любило наезжать начальство разных рангов, в том числе и комсомольское. И Валя Фирсов вскоре приобрёл славу гостеприимного хозяина. С помощью родителей, тонко понимающих суть, он всегда находил чем угостить высоких гостей – благо, дом у них был не дом, а полная чаша. Особенным почётом у комсомольских вожаков и вождей пользовался превосходный фирсовский «самиздат» настоянный на лесных ягодах и травах, который так удавался Валиной матушке. А уж рыбалку гостям Валя Фирсов устраивал всегда на высшем уровне – с малолетства имел страсть к ужению рыбы и немало в том преуспел.

Но вот что удивительно: хотя в доме не переводились бражка и самогон, хотя отец позволял себе чуть ли не каждый Божий день расслабить организм после суетного дня стаканом, а то и двумя, хотя визитёры с центральной усадьбы, райцентра, из области наезжали почти каждую неделю, юный Валентин Васильевич Фирсов очень осторожно и умеренно относился к питию уже в то время. Каким-то внутренним чутьём, находясь всё время среди пьяных лиц и рож, вдыхая то и дело ароматы алкогольных испарений и с отвращением вталкивая в себя чарку-другую горького зелья, он чуял, что единственный способ как-то выделиться, обратить на себя внимание начальства – это всегда быть хотя бы чуть-чуть трезвее остальных.

Однажды в Нахаловку приехал сам первый секретарь райкома комсомола Анатолий Быков. С ним нагрянули корреспондент «Комсомольского вымпела» и колхозный вожак молодёжи. Вожак шепнул Вале, что первый – страстный рыбак и надо-де устроить рыбалку с ночёвкой.

– Это – наш вопрос! – с готовностью встрепенулся Валя.

В километре от деревни на берегу Синявки он давно уже оборудовал настоящий лагерь с добротным вигвамом, покрытым толем, рядом торчали стол и стулья из пней, сделал он и мостки для выуживания рыбы. А уж снастей каких только не имелось у Вали Фирсова!

Уже поздно вечером они кейфовали вокруг костерка. Все, кроме хозяина, запьянели от «фирсовки» и густой божественной ухи. Колхозный вожак молодёжи уже вырубился и слегка похрапывал, очкарик корреспондент из «Вымпела», в узеньких модных брючках и кедах на босу ногу, клевал носом в колени. Быков тоже крепко выпил и, сбросив свою раннюю сановность, совсем несолидно то и дело вскакивал и бежал к садку взглянуть на увесистую щуку, выловленную им на вечерней зорьке.

– Слушай, Валентин, – вдруг встревожено спросил он Фирсова, когда тот в очередной раз лишь пригубил, – чего это ты скромничаешь? Пей, я разрешаю!