Я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда в моей семье все пошло наперекосяк. Пожалуй, летучую смесь уязвимости и… Нет, тогда все сводилось к одной лишь уязвимости. Толстой кожей я обрастала в течение долгих месяцев, разрываясь между адвокатами, горькими обвинениями и еще более уродливыми признаниями, пока не обнаружила, что безразличие служит мне гораздо лучшую службу, чем горячие и холодные эмоции.
Адам явно находился на той стадии, когда хочется всех убить, так что, наверное, вчерашним вечером я приняла не самое мудрое решение, играя на его чувствах. И, честно говоря, я ведь тоже ничего не знала о его семье.
Я понимала, что, если позволю ему уйти, мне придется торчать одной, пока не вернется Шелли, и это казалось весомой причиной позвать его обратно. Во всяком случае, это выглядело логичным, если бы не противный холодок в животе, напоминавший о том, что он не единственный, кто переступил вчера черту.
– Слушай, ты меня тоже извини за шутку насчет подружки твоего отца. – Я стиснула зубы, заставляя свои внутренности успокоиться. Вообще-то я тоже не умела просить прощения. – Давай уже, делай свои фотки.
Адам остановился, но не вернулся.
Меня бесило то, как ловко ему удалось разыграть обратную ситуацию, где мы поменялись местами. Теперь я перед ним извинялась.
– А если я пообещаю впредь вести себя лучше, это поможет? – По крайней мере, я могла бы постараться. Мне не привыкать.
Адам вернулся, хотя и неохотно.
– И, может быть, нам следует избегать разговоров о наших родителях, – добавила я.
– Я – за.
– Так мы будем фотографироваться?
Он вмиг достал телефон, и его большой палец завис над экраном. Но снимок он так и не сделал.
– Может, выйдем на улицу или еще куда-нибудь? – Он огляделся вокруг, выразительно посмотрев на мерцающую лампочку. – Как-то…
– Очень мрачно и уныло в этом коридоре?
– Да, – сказал он. – Именно.
Как будто я могла предложить ему что-либо более привлекательное в столь же мрачной и унылой квартире моего отца.
– Ты водишь машину?
Адам отрицательно покачал головой.
– Мне будет шестнадцать только в феврале.
– У меня день рождения в январе, – сказала я. – А как насчет твоего брата? Он же за рулем?
– Я лучше останусь в коридоре.
– Серьезно? – Адам даже не ответил. – Ладно, тогда пойдем пешком. В паре кварталов отсюда есть чудесное местечко, где подают чизстейки… – начала я, но он меня перебил:
– Можем просто найти какое-нибудь дерево поблизости или что-нибудь в этом роде.
Я пожала плечами.
– Ладно, это твоя фотография. Подожди, возьму куртку.
Я захватила и видеокамеру и последовала за ним к лестнице. Мы играли в молчанку всю дорогу вниз; я помалкивала, потому что все, что приходило на ум, строго говоря, не укладывалось в категорию хорошего поведения. Мне теперь приходилось следить за собой рядом с Адамом. А он, похоже, проявлял вежливость на автопилоте. Даже открыл передо мной дверь.
Чудик.
В местечке под названием Оук-Вилладж[5] оказалось на удивление мало дубов. За ужином отец что-то говорил о планах благоустройства территории, но что в первую очередь нужно заняться самим домом.
Мы нашли дерево в полуквартале от нас, и Джолин, постучав по стволу ногой, повернулась ко мне лицом.
– А что мне за это будет?
– В смысле что? – переспросил я.
– Проехали. Так пойдет? – Она прислонилась к дубу и слегка склонила голову набок. Когда она улыбнулась, сверкнула щербинка между зубами, и мне даже понравилось, что она не пытается это скрыть.
Я поднял телефон и сделал снимок.
– Ну-ка, дай посмотреть. – Она прижалась ко мне сбоку, и я вдохнул нежный аромат жимолости, исходивший от ее волос, когда она заглянула в телефон через мое плечо. – Ты что, снимал с закрытыми глазами?