– Никто не может, Лебовский! – Синильга посмотрела на меня своими черными бездонными глазами. – Попечительские контракты надо отрабатывать, иначе…

– Что? – спросил я, поняв, что она не собирается продолжать.

– Не знаю, что написано в твоем, я видела только первую страницу, – Синильга Азаматовна отвернулась. – А ведь ты мне даже нравился…

– Да я клянусь, что не имею к этому отношения! – сказал я сильно громче, чем мне бы самому хотелось. Да уж, лучше бы она меня за шум в библиотеке отругала и заставила в наказание формуляры заполнять или пыль с книг протирать…

– С трудом верится, Лебовский, – ее губы презрительно скривились. – Такие подарки кому попало не делаются. Ты же знаешь, сколько стоит обучение?

– Конечно, знаю… – я прикусил губу. – Вы уверены, что точно ничего сделать нельзя? Я теперь обречен отрабатывать на этого придурка, иначе у меня нос отвалится и детей не будет?

Она не ответила. И вообще всем своим видом дала понять, что разговор окончен. Взялась перекладывать какие-то бумажки и деловито листать контрольный журнал.

– Студент Лебовский работу закончил, – буркнул я и снова направился к двери. Да что, блин, за день такой сегодня? Вроде начался как обычно, а с обеда все просто пошло по звезде! Мироздание ненавязчиво намекает, что я слишком много дел пустил на самотек? Или что?

Я постоял на крыльце, обдумывая свое положение. Пойти к Гезехусу прямо сейчас? Или идти, куда шел? Интересно, если я верну Матонину деньги за три семестра, меня освободят от обязательства на него работать? Наверняка же в этом мразотном контракте есть какой-нибудь пункт, насчет того, что убийство попечителя влечет за собой последствия в особо крупных размерах… Надо с Бюрократом поговорить, он в этих делах всяко лучше меня разбирается.

Я вспомнил, что Бюрократ где-то в университете и даже сделал несколько шагов в сторону главного корпуса. Снова остановился. «Так, Лебовский, иди, куда шел!» – сказал я себе.

Обошел правое крыло университета, вывернул на Садовую. Так, теперь надо бы придумать, что сказать Крюгерам. «Здравствуйте, я хрен с горы, пришел продать вам реликвию, которую один бандит обещал вашему деду…» – такое себе начало. Или нормально? В общем-то, Крюгеры реально не имеют никаких прав на эти монеты, Мишка-Ушкуйник их добыл, чтобы отдать их в обмен на женитьбу, но жену ему не дали, а самого убили. Так что можно реально ничего не выдумывать, а просто описать все как есть и спросить, не хотят ли наследники заполучить оные Соболя, о которых уже и песни пели, и легенды рассказывали.

А если откажутся? Ну и хрен с ними тогда. Поговорю со Стасом. У Демидовых, наверняка, свои Соболя сохранились, может они захотят докупить к ним еще немного…

Я остановился и понял, что все это время шел к дому Егорова. Вообще-то, взять с собой Натаху к Крюгерам – неплохая идея…

Она слушала мои доводы и выкладки насчет того, как разговаривать с Крюгерами, и хмурилась. Молчала, покусывала хвостик своей косы и бросала на меня быстрые взгляды.

– Что такое? – наконец не выдержал я. – У меня такое ощущение, что я что-то пропустил, а ты знаешь, но мне не говоришь.

– Да так-то все правильно, – медленно проговорила Натаха. – Просто там сейчас непонятно, с кем разговаривать. Крюгер-старший умер, а у него двое наследников. Близнецы. Терпеть друг друга не могут, даже живут в разных местах. Герман Крюгер был папенькиным любимчиком, занимался управлением производством, под присмотром, конечно. А второй – Ганс. Заноза в заднице. Зато у него толпа вооруженных мордоворотов. Он тоже претендует на пивоварни и пекарни. Только вот Крюгер-папа умирать не собирался, видимо. Так что, кому он что оставил – непонятно. Так что, с кем разговаривать – тоже непонятно.