– В какой комнате жила девушка? – спросил Демин.

– А вот, – Сутарихина, не глядя, кивнула на высокую двустворчатую дверь и тут же снова бросилась в темноту коридора.

– Гражданка Сутарихина! – громко и властно сказал участковый таким голосом, каким никто здесь никогда, наверное, не разговаривал, – будто команду отдал. Сутарихина не только остановилась, она распрямилась и послушно повернулась ко всем лицом. – Вот этот товарищ, – участковый говорил все тем же зычным голосом, – хочет с вами побеседовать. У него к вам вопросы, касающиеся смерти вашей соседки Натальи Селивановой. Вам все понятно?

– А чего ж тут понимать... Все как есть понятно. А вопросы... Чего ж не ответить, отвечу.

– Не в коридоре же! – укоризненно сказал участковый.

– Да, конечно... – Сутарихина сделала приглашающее движение рукой. Заходите, мол, если уж это так необходимо. – Только у меня не прибрано, не до того сегодня...

– Ничего, он человек закаленный, к трудностям привык, стерпит ваш беспорядок.

– Вот что, ребята, – повернулся Демин к оперативникам, – принимайтесь за работу. Особое внимание – не было ли у нее гостя. Ну и, конечно, телефоны, адреса, переписка и так далее. Понятые здесь? Отлично.

Демин подождал, пока участковый откроет дверь, тоже вошел, огляделся. Кроме нескольких щепок, оставшихся после того, как утром пришлось взламывать дверь, в комнате не было заметно никакого беспорядка. Толстая накидка на диване, полированный стол, на котором стояла начатая бутылка виски, тяжелые шторы на окне, почти весь пол закрывал красный синтетический ковер.

– Ничего гнездышко, а, Валя? – заметил участковый.

– Да, вполне ничего, – согласился Демин. – Ладно, ребята, вы трудитесь, а я с соседкой побеседую.

Сутарихина смотрела на вошедшего Демина с явной растерянностью. Ну вот, дескать, ты хотел войти, посмотреть, как я живу, смотри. Старая кровать с никелированными шариками, с наспех наброшенным суконным одеялом, деревянная рама с множеством фотографий под стеклом, будильник, стол, накрытый выцветшей клеенкой, сковородка с застывшей картошкой... Все говорило о нужде, невеселой жизни, может быть – доживании.

– Проходите, коли вошли. – Сутарихина как-то неумело улыбнулась, не часто, видно, ей приходилось улыбаться. – В дверях-то чего стоять... – Подхватив полотенце, она протерла табуретку для гостя. Демин еще раз осмотрел комнату, и Сутарихина настороженно проследила за его взглядом. – Небогато живем, но не жалуемся, – сказала она.

– Я смотрю, родни у вас, – Демин показал на раму с фотографиями.

– Много родни, – согласилась Сутарихина. – Было.

– Вон как... Вы уж простите...

– Ладно, чего там...

– Соседка ваша, похоже, из окна выбросилась. Хотел узнать – сама или кто помог?

– Ой, не знаю. – Глаза Сутарихиной сразу стали несчастными, больными. – Скромница, умница, красавица... Всегда поздоровается, в праздник с гостинцем забежит, в магазин соберется – обязательно спросит, не надо ли чего...

– Комната принадлежит ей?

– Родители для нее снимали комнату, а она училась в институте, иностранные языки изучала. В Воронеже родители живут... Я уж телеграмму утром дала... Завтра небось приедут... Чего сказать им, чего сказать – ума не приложу! Не уберегла Наташеньку, ох, не уберегла!

– Она давно здесь жила?

– Третий год пошел... Как поступила в институт, так и поселилась.

– Гости у нее часто бывали?

– Ой, можно сказать, что не заходили к ней гости-то.

– Вчера поздно пришла?

– Ну, как поздно... Темно уж было. Часов в девять, наверное.

– Вы ничего не заметили? Может быть, она была взволнована, заплакана, встревожена чем-то?