Так некомфортно за обедом я себя чувствую впервые. Белл сидит напротив меня, съежившись, как рак-отшельник, спрятавшийся в чужой раковине. Родители бьют ее по самолюбию с завидным упорством – то и дело перебивают на полуслове.

А еще хуже то, что здесь Роуз, и ее они превозносят до небес. Если и были вопросы насчет того, кто в семье любимица, то они отпадают через пять секунд после ее появления с огромным букетом зимних роз.

– Роуз замужем за Джеком Шарпом, ну, вы в курсе, он член кабинета, и это в двадцать семь лет. Они оба такие умные. Она еще в школе училась, а ею уже интересовались из Центра правительственной связи, а потом снова, когда была в университете. У нее отличная голова, и она использует ее с толком. Они – золотая пара в мире политики. Ты – идеальная жена политика, да, дорогая?

Гордость за младшую дочь у Ника хлещет через край.

– Но у меня, Рори, была ужасная дислексия. Не знаю, что бы со мной было, если бы не Белл. Без ее помощи я бы не окончила школу, это было ужасно.

Роуз улыбается мне, и я не верю ей ни на секунду.

– У тебя все было бы замечательно. А Белл ходила в школу из-под палки, так что я не понимаю, чем она тебе помогла. Это ведь не она вышла замуж за успешного политика и поднялась по социальной лестнице.

Обе сестры сбегают из-за стола при первой же возможности. Роуз прыгает в машину еще до того, как успевают убрать все тарелки. Я тоже не намерен задерживаться, но, выходя из туалета, останавливаюсь – я слышу, как Белл кого-то окликает.

Я толкаю соседнюю дверь, думая, что оклик адресован мне. И понимаю, что принял желаемое за действительное. Белл сидит ко мне спиной, подогнув ноги и повернув к себе ноутбук. Часть дверного проема, где стою я, не попадает в объектив камеры. На экране – знакомое лицо. Неужели Луиза Фишер? Она машет Белл. Мне тоже хочется помахать и крикнуть «Привет!».

– Ты как? Достали тебя, да?

Немецкий акцент не исчез. Интересно, уехала ли она в Берлин после университета.

– У нас были гости, так что они слегка попридержали лошадок.

Попридержали лошадок? Это они еще прилично себя вели? А меня обезличили до «гостей». Белл Уайльд в своем репертуаре.

– Слушай, я сразу к делу, э-э, ненавижу об этом просить и обещала себе, что больше никогда не буду, но, о, черт… э-э…

Белл подносит руку к глазам, потирает пальцами лоб, локоть согнут под прямым углом, и у меня сразу всплывает в памяти, как она делала так, когда писала диплом.

– Тебе нужны деньги на Рождество?

– Да. Нет. Деньги нужны. Но не на Рождество. В этом году ты, как и все прочие, получишь снеговика из соленого теста. Увы, не на Рождество. Я должна Шардоне, до сих пор не отдала ей и… – Она понижает голос до шепота, и я вытягиваю шею. – Меня… нас всех… э-э … уволили. Они надеялись дотянуть до Рождества, но…

Я знаю, что должен уйти. Это следовало сделать три секунды спустя после того, как я открыл дверь, но я застрял. Ноги приросли к месту.

– О, черт, Белл. Мне жаль. Но, по крайней мере, в этот раз ты не виновата, и это хорошо.

– Ну, знаешь…

– Ладно, это было бестактно. Но за тобой такое водится.

– Да. Не отрицаю. Но теперь я хорошая девочка, хотя и глупая. Перед обедом я сказала Роуз, что потеряла работу – мне это еще аукнется. Послушай, я ненавижу просить… ты знаешь, как я ненавижу просить… но суть в том, что у меня больше нет работы, а Шардоне напомнила, что я одалживала у нее на покупку того костюма.

– Я до сих пор не понимаю, почему ты тогда не обратилась ко мне.

– Потому что не хотела опять у тебя просить. Ты всегда так щедра со мной, я бы скорее выдавила себе глаза, чем попросила у тебя. Ирония, да?